Альфа и Омега. Книга 3
Шрифт:
— Что значит «не было бестий»? — нахмурился Йон. — А кто же тогда…
— Люди, — тут же отозвалась Гвин. — Этот мир всегда принадлежал им, и их история намного длиннее нашей. Да только вот свидетельств о тех временах практически не осталось, и мы можем лишь догадываться, как долго наши предки живут на этой земле. Церковь постаралась уничтожить все, что относилось к древним временам — все, что ставило под сомнение ее власть и ее право на эту власть.
— Но если бестий не было… — растерянно пробормотала я. — То откуда же они взялись?
— Думаю, вам лучше присесть, — помолчав, проговорила Гвин. — Это долгая история.
Она кивнула на небольшую кушетку у стены, и я, признаться, с большим удовольствием опустилась на нее, чувствуя, что ноги уже отказываются
— Легенда рассказывает о древнем короле, — наконец заговорила омега. Ее взгляд сделался рассеянным и тусклым, а голос, наоборот, более звучным и каким-то по-особенному выразительным. — Он был жесток и кровожаден и не было ни одного народа и ни одной страны, что могли противостоять натиску его армии. Он желал подчинить себе весь мир и править им, и ничто не могло его остановить, пока однажды в своих дальних завоевательных походах он не добрался до Священной земли. Там жили люди, владеющие первородной земной магией, и против нее все его армии оказались бессильны. Снова и снова король нападал на неприступные леса, но его воины исчезали в них без следа и никто из них не возвращался. И тогда он решил пойти иным путем. Объявил, что прекратит свои набеги и не станет более проливать кровь, но в обмен потребовал, чтобы ему отдали в жены их самую красивую и самую любимую дочь. Старейшины Священной земли посовещались и согласились на это условие и отдали ему в жены одну из самых прекрасных дев их земель. И, лишь увидев ее, король мгновенно забыл о своей жажде битвы и крови. А она, плененная его силой и огненной волей и давно мечтавшая сбежать из своих лесов, вдруг поняла, что хочет этого союза больше, чем ее родители. Говорят, их брак, родившийся из крови и ярости, был невероятно счастливым, и они любили друг друга так, как никто никогда не любил.
Я улыбнулась себе под нос, мягко погладив пальцами кисть Йона. О любви, что была сильнее ненависти и страха, мы оба знали не понаслышке.
— Но не всех в королевстве устраивал тот факт, что Священная земля осталась нетронутой, а сам король, казалось, позабыл о славных битвах и сокровищах дальних земель, — меж тем продолжала Гвин. — История не сохранила имен предателей, но из-за ложных доносов и подковерных интриг король решил, будто старейшины Священной земли замыслили убить его и использовать в своих темных ритуалах. Кто-то нашептал ему, что долина, лежавшая за неприступными лесами и горами, была на самом деле не источником всей земной магии, но обителью скверны и нечистой силы, что подчинила себе его разум, заслав ему в постель демоницу-искусительницу. Давно позабытая ярость овладела королем, и он затаил в сердце недоброе. Упросив свою жену открыть им проход сквозь зачарованные дебри якобы для дружеского визита, он воспользовался этим, чтобы отправить в Священную землю все свое войско. Изголодавшиеся по крови, его воины разрушали все на своем пути, опустошали сокровищницы, насиловали и убивали, и он следовал за ними, пока его жена, ни о чем не подозревая, ждала его дома.
Омега замолкла, словно ей требовалось восстановить дыхание для продолжения, а я внезапно осознала, что до боли сжимаю руку Йона в своей. Не знаю почему, но размеренный и в то же время так и бурлящий невыраженными эмоциями голос омеги что-то пробуждал внутри меня. Опять моя фантазия, которой не нужно было много пищи для того, чтобы разыграться в полную силу? Но мне казалось, что я буквально слышу звон мечей и крики — и чувствую жар пожарищ и запах горелой плоти, что щекочет мне нос. Йон сидел мрачнее тучи, и у меня не хватило смелости задать ему даже мысленный вопрос.
— В конце концов король со своей армией добрались до лесного дворца, где заседали старейшины, — снова заговорила Гвин. — Они в полном составе вышли ему навстречу, и король, потрясая дымящимся от крови мечом, заявил, что убьет их всех и что еще до заката вся эта земля будет принадлежать ему. Опьяненный кровью и горячкой битвы, он позабыл обо всем — и о своем обещании сохранить мир, и о женщине, что ждала его дома и чьего отца он собирался порубить на куски.
— Сейчас будет мой любимый момент, — тихо шепнул Меркурио, и я бросила короткий взгляд в его сторону. В отличие от нас с Йоном он явно воспринимал все это как часть какого-то представления, которое случалось здесь нечасто, но каждый раз вызывало у него невероятный восторг.
— Отец королевы выступил вперед и попросил короля одуматься, — снова зазвучал глубокий и увлекающий за собой голос омеги. — Он напомнил ему обо всех его клятвах и о любви, которой одарила его королева. Но король не желал его слушать и, бросившись вперед, нанес старейшине смертельную рану, прокричав, что и дочь его проклятая демоница, и сам он порождение Подземного мира, а потому должен умереть. И что, когда он вернется домой, то пустит «эту нечистую девку» по кругу среди своих солдат, а потом насадит ее на свой меч и выставит на всеобщее обозрение. И тогда старейшина понял, что разум короля окончательно помутился, и, испугавшись за свою любимую дочь, вскинул руку и, призвав всю свою магию и всю магию Священной земли, проклял короля и все его войско. «И коли вы разумом животные, то и телами станете подобны животным и будете грызть друг друга, пока последний из вас не подохнет».
— Он превратил их… в бестий? — не поверила своим ушам я. — Так мы… так все это… Просто проклятие? Это… это просто…
— Это еще не все, — покачала головой Гвин. — Старейшина действительно проклял неразумного короля и его войско, и после этого их охватила великая ярость. У них выросли когти и клыки, но теперь они жаждали убивать не беззащитных жителей Священной земли, а друг друга, потому как так им было велено. И они рвали и терзали друг друга, но не могли насытить свою ярость и не могли остановиться.
— Что-то мне это напоминает, — покачал головой Йон, а я вспомнила его прикованным к трубе в подвале Дома Ории. И то, какими страшными были его желтые глаза и как остервенело он пытался дотянуться до меня своими когтями. Страшно даже представить, на что походило побоище, устроенное сотнями таких, как он. — Что стало с королем? — меж тем нетерпеливо спросил мой альфа. — Ведь его история на этом не закончилась?
— Твоя правда, — согласилась Гвин. — Король был самым сильным среди своих людей, и его воля до последнего боролась с проклятием Зверя. Он помнил, что ему нужно вернуться домой — его тянуло туда силой, что была крепче ярости и отказывалась покоряться магии.
— А что же королева? — не сдержалась я, ощущая, что эта история захватывает меня куда больше, чем простая сказка. Она как будто пробуждала некое тайное знание, что все эти годы спало в недрах моего естества. — Что она сделала, когда узнала, что король убил ее отца?
— Возможно, сперва она и желала мести, кто знает, — развела руками Гвин, — но, увидев, во что ее мужа превратила магия, мгновенно забыла об этом. Лишившийся и разума, и человеческого обличия, король тем не менее пришел к ней. Забрызганный чужой кровью, пропахший смертью, отвратительный и жалкий, он упал перед ней на колени, словно призывая ее положить конец его мучениям. И тогда королева поняла, что не сможет убить его — как и не сможет отпустить. Поэтому она, используя собственную магию, сперва усыпила его, а, пока он спал, сплела веревку из священной красной травы и окропила ее собственной кровью, тем самым связав с ней свою жизненную силу. Один конец этой веревки она надела себе на левую руку, а другой — ему на правую. Семь дней и семь ночей она сидела подле него, понемногу вытягивая из него его проклятие и делясь с ним своей человечностью, и на седьмую ночь король открыл глаза и позвал ее по имени. Но даже дочери великого старейшины не под силу было развеять чары крови, наложенные в самом сердце Священной земли, поэтому все, что она смогла сделать, это разделить проклятие Зверя на двоих, и так ее муж стал первым альфой, а она — первой омегой.