Альфа и Омега. Книга 3
Шрифт:
Мы провели в «Эсперансе» почти весь день, и когда снова оказались на дороге, солнце уже начало клониться к закату. Глядя на то, как оно медленно спускается к покатым, зелено-мохнатым бокам гор, я дышала полной грудью свежим вечерним воздухом и думала о том, что несмотря ни на что была рада хотя бы ненадолго вырваться из ежедневной изматывающей рутины. Подальше от Общества, Церкви, чужих драм и собственных страхов. Даже на мгновение стало жаль, что сейчас нам придется вернуться в город — что мы не можем остаться здесь, в этой тишине и изумительном умиротворении,
— Может быть, мне тоже стоит пожить в каком-то таком месте? — спросила я, когда Йон, попрощавшись с главврачом и условившись о следующей встрече и дальнейших действиях, спустился ко мне в переполненный звенящим золотом заката больничный сад.
— Зачем? — удивился тот.
— Тут так… спокойно, — помолчав, отозвалась я. — И все так… предсказуемо. Завтрак, обед и ужин в одно и то же время, никаких эксцессов и слишком громких звуков. И всегда есть кто-то, кого можно попросить о помощи, если станет страшно.
— Попроси меня, — возразил он, приобняв меня за плечи. — Ты же знаешь, что я всегда помогу.
— Да, — согласилась я, уютно откинув голову ему на плечо. — Я знаю.
— Поехали домой, — шепнул он мне на ухо. — Я зверски вымотался.
— Может, вызовем такси? — предложила я. — Если ты устал, садиться за руль не стоит.
— Не настолько устал, — усмехнулся альфа. — Просто хочу оказаться в нашей с тобой норке. И в твоей норке, маленькая омега. — Последнее он выдохнул, легонько сжав мои бедра, и я с покорной обреченностью ощутила, как все внутри отзывается на его зов. Нет, решительно, я никогда не смогу воспринимать его адекватно и без этих взрывов восторга и предвкушения на пустом месте.
На обратном пути мы не разговаривали, поэтому у меня было больше возможностей полюбоваться открывающимся пейзажем. Дорога, ведущая от «Эсперансы» к проходящему рядом шоссе, петляла по горам, иногда ныряя в туннели, а иногда выводя нас на плато, с которого открывался великолепный вид на долину внизу. На закате вся она полыхала медвяным золотом, оставлявшего сладкий привкус во рту, но в уже темнеющей восточной половине неба мне вдруг — каким-то легким намеком, холодным дуновением мазнувшим вдоль позвоночника — почудилась уже не столь далекая от нас осень.
Я задумалась о том, что было бы здорово выкроить несколько дней и уехать куда-нибудь за город. Арендовать какой-нибудь небольшой домик, заселиться туда только вдвоем и хотя бы на время забыть обо всем, что нам довелось пережить за последние месяцы. Я бы пекла тыквенное печенье, которое у меня почему-то всегда ассоциировалось с октябрьскими праздниками, Йон фотографировал бы наступающую осень, и потом мы бы ходили гулять вдоль берега, собирали опавшие желтые листья, катались бы на велосипедах, играли в приставку, смотрели такие дурацкие и совсем не страшные на фоне реальной жизни фильмы, а по ночам бы любили друг друга так страстно, словно это действительно было единственным и главным смыслом того, почему Великий Зверь вообще свел нас вместе.
Альфа внезапно резко затормозил, и я от удивления даже не сразу поняла, что происходит. Мы остановились где-то посреди совершеннейшей глуши, на обочине дороги, по правую сторону от которой скала так резко срывалась вниз, что у меня кружилась голова даже от одной мысли посмотреть через дорожное ограждение. И когда Йон выключил мотор, вдруг стало так тихо, словно во всем мире действительно не осталось никого кроме нас.
— Что случилось? — спросила я, по примеру альфы сняв шлем и позволив изрядно уже растрепавшимся волосам рассыпаться по плечам. — Все нормально?
— Не хочу больше ждать, — мотнул головой он. — Хана, выходи за меня.
— Но мы же уже говорили об этом, — подняла брови я, не понимая, почему он вдруг снова вернулся к этому разговору здесь и сейчас. — Или ты хочешь назначить дату? Думаю, учитывая все события, стоит планировать это мероприятия не раньше зимы, потому что осенью явно будет…
— Нет, ты не поняла, — нетерпеливо перебил меня Йон, положив руки мне на плечи и проникновенно заглядывая мне в глаза. — Выходи за меня прямо сейчас. Я не хочу больше ждать ни месяц, ни неделю, ни даже один день. Я хочу, чтобы ты стала моей женой здесь и сейчас, потому что… Потому что я вдруг осознал, что… что… — Он замолк, не в силах подобрать слова. — Я хочу знать, что ты моя жена. Знать, что ты моя.
— Я и так твоя, Йон, — мягко проговорила я, накрывая его руки своими. — Всегда была, даже когда еще не знала об этом.
— Я знаю, я просто… — Он сделал глубокий вдох и выдохнул, а потом прижался своим лбом к моему. — Просто понял, что не хочу никуда тебя отпускать. Никуда и никогда. И мне кажется, что если прямо сейчас я не пойму, что мы связаны всеми мыслимыми и немыслимыми способами, то просто взорвусь.
— У нас даже колец нет, — неловко пробормотала я, все еще пребывая в некоторой растерянности от его горячности и настойчивости.
— Есть, — тут же отозвался Йон. — Я… уже некоторое время ношу их с собой. На всякий случай.
— На какой-такой случай? — не сдержала немного нервного смешка я.
— На случай, если мне захочется жениться на моей маленькой омеге где-то в чистом поле, — явно почти всерьез ответил он, начиная рыться во внутреннем кармане своей куртки. Какое-то время я наблюдала за этим действом большими испуганными глазами, а потом вдруг начала смеяться — негромко, сдавленно, но как будто поднимая этим смехом что-то с самого дна своей души.
— Что такое? — с некоторым подозрением прищурился Йон.
— Люблю тебя, дурачок, — с глубоким, с трудом сдерживаемым чувством ответила я. — Больше, чем ты можешь себе представить.
— Уж я надеюсь, — важно кивнул он, а потом тоже расплылся в улыбке — той самой чудесной теплой улыбке, в которую я без памяти влюбилась почти девять месяцев назад — и наконец достал маленькую бархатную коробочку, внутри которой обнаружилось два кольца — одно черное с аккуратным белым камнем и другое, наоборот, белое с черным.