Альфа-злодей
Шрифт:
Он рычит. Когда Джексон так говорит, это звучит нелепо. — Этого может никогда не случиться. Это мера предосторожности.
— Предосторожность на миллион долларов.
— Ты, блядь, собираешься это делать или нет? — Рявкает он. — Или мы будем играть в ”двадцать вопросов”?
— Конечно. Я просто несу чушь. Ты когда-нибудь расскажешь ей, зачем ты вообще туда пришел?
Он сжимает телефон слишком сильно. — Нет.
Джексон вздыхает. — Хорошо. Я буду
Когда он заканчивает разговор, чувство вины закручивается у него внутри.
Обычно его эмоции разделены на части и тщательно спрятаны.
Он, конечно, испытывает их, но они не подавляют его. Они не поглощают его.
Но с Лилит…
Она вытащила их всех на поверхность.
И он не уверен, хорошо ли это.
Несмотря ни на что, его план приведен в действие, и он уйдет в могилу со своей тайной.
Она никогда не узнает о его непростительных первоначальных намерениях.
ЛИЛИТ
Она просыпается полностью отдохнувшей, боль между ног утихает.
Это лучший Жар, который она когда-либо испытывала, поскольку она ушла отдохнувшей и обновленной.
Она дышит легко, аромат Ноа все еще остается на ее коже, бальзам для ее внутренней Омеги.
У нее кружится голова, и впервые она чувствует себя непринужденно.
Воспоминания о последних нескольких ночах проносятся в ее голове, и ее влагалище сжимается от наслаждения.
Ее брачная железа пульсирует из-за жестокого обращения, которому она подверглась из-за превосходных языковых навыков Ноа.
Но в ее голове вырисовывается вопрос.
Почему он ее не укусил?
Спаривание после двух недель знакомства с кем-то — это поспешно, но с Ноа…
Он берет то, что хочет, обычно не спрашивая.
Мы не нужны Альфе!
Хочет ли она стать его парой?
Ее внутренняя Омега кричит, что да, но в ее сознании осталось немного тревоги.
Она еще не все о нем знает.
Она даже не знает его фамилии.
Но она отбрасывает эти мысли в сторону, когда из гостиной доносятся звуки болтовни.
Пайпер вернулась.
Накинув серую толстовку и леггинсы, она босиком входит в комнату, и у нее отвисает челюсть.
Пайпер и Ноа непринужденно болтают за обеденным столом, Ноа потягивает кофе, пока Пайпер жует тост.
И Ноа не должен выглядеть так хорошо, делая это. Его волосы слегка растрепаны, а дневная темная щетина украшает его лицо, когда он переводит взгляд на нее. В какой-то момент он, должно быть, вернулся туда, где остановился, и переоделся, потому что теперь на нем темные джинсы, черный v-образный вырез и повседневная куртка.
Она застыла в дверях, и он, приподняв бровь, посмотрел на
— Доброе утро, солнышко, — насмехается она, бросая на нее понимающий взгляд. — Как прошла твоя неделя?
Когда она не отвечает, ухмылка ее подруги становится шире, пока, наконец, она не закатывает глаза. — Прекрати.
Ноа ставит свою чашку на стол и ухмыляется. — Ты хорошо спала, милая?
Ее лицо вспыхивает, и она закусывает губу, чтобы не сорваться на него.
Он наслаждается ее дискомфортом.
— Ага. — Она бросает на него яростный взгляд, и он смотрит в ответ с весельем в глазах.
— Мне пора идти, — говорит он. — Но мы скоро увидимся, хорошо? — Он поворачивается к Пайпер и одаривает ее улыбкой.
В ней вспыхивает иррациональная ревность, и он смотрит на нее, как будто чувствует запах ее эмоций.
— Конечно, — говорит Пайпер. — Спасибо, что заботишься о моей девочке.
Она умрет от смущения.
— Проводишь меня, милая? — бормочет он, направляясь к входной двери.
Ему нравится каждая минута, когда он заставляет ее извиваться.
— Ты хорошо спала? — Спрашивает он, все еще ухмыляясь, когда закрывает за собой дверь.
— Ты знаешь, что это так.
Но он прищуривается, услышав ее тон. — Тебя что-то беспокоит, милая?
И когда она смотрит на него, изучая черты его лица, неуверенность всплывает на поверхность.
— Я не знаю, как это сделать, Ноа.
Он возвышается над ней, его запах вторгается в ее чувства, когда он прижимает ее спиной к двери. — Как сделать что? — Он мурлычет. — Это? — Его рот скользит вниз по ее шее, сдвигая верхнюю часть толстовки, чтобы он мог прикоснуться языком к коже под ней. Его щетина царапает ее кожу, и она вздрагивает от легкой боли. — Ты что, не знаешь, как это делается, милая?
Боже, она собирается утонуть в нем.
И это ласкательное имя…
Она тянет его за волосы, притягивая его рот к себе. На вкус он как кофе, с легким привкусом специй, когда его язык играет с ее языком. Она стонет ему в рот, прикусывая губу, и он рычит.
— Итак, расскажи мне, — говорит он, отстраняясь, оставляя ее тяжело дышать. — Чего ты не можешь сделать?
Ее сердце болит, она отчаянно хочет большего от него, но она заставляет себя оставаться рациональной. — Ты вломился в мою квартиру неделю назад.
Он делает шаг назад, кивая. — Я так и сделал.
— Мне следовало пристрелить тебя.
— Так ты сказала. Но ты этого не сделала.
Он улыбается ей, и у нее внутри все тает. Черт бы побрал его за то, что он такой неотразимый.