Жириновский. Венидиктов. Сатановский. Соловьёв.Иже с ними. Вместе. Просто. Говорят. Народ таков.Людям нравятся химеры, мифы, домыслы и ложь,Без которых, как ни бейся, на Руси не проживёшь.Людям нравятся бандиты, воры, жулики, покаНе касается их лично уголовника рука.Людям нравятся злодеи из начальников больших,Жизнь лишающих кого-то, но, естественно, не их.Людям нравятся безделье, бабы, водка, снеди ларь,Пьяный поп, весёлый барин и беснующийся царь.И не сделать ничего тут. Говорят. Народ таков.Жириновский. Венидиктов. Сатановский. Соловьёв.
З
«За окошком колобродит…»
За окошком колобродитДождь со снегом ледяной,Ну, а я доволен, вроде,Что без зоны за спиной.Непокорный
и гонимый,Знаю: будет всё не так –Жмёт мне крылья херувимаИзносившийся пиджак.И хотя не граф, не герцог.И в кармане ни гроша,Но зато – какое сердце,И, тем более, душа.
«За что – не ведаю ответа…»
За что – не ведаю ответа,Быть может, время разберёт,В пещере без огня и светаЖил в темноте чудной народ.Не видя мерзость запустенья,Привыкнув к грязи и говну,Имел он собственное мненье,Во всём держась за старину.Уверенный единодушноВ богоизбранности своейНа пару с совестью послушнойСобственноличной и властей.А тех, что в будущее звалиПо мере разума и сил,Он при посредстве вертикалиДо уморения давил.И всё-таки, один из этихРазвёл в пещере костерок,Чтоб каждый, пусть в неярком свете,Себя, как есть, увидеть мог.Пускай хотя бы в четверть глаза,Впрямую, без обиняков,Сравнив с эпохой пересказов,Докладов, песен и стихов.Ну, а кому признать охота,Когда вокруг под визг кнутаГуляет пьяная мразотаИли под дозой мерзота.Не зря, не выдержав такого,Народ пещерный, спав с лица,Залил огонь мочой суровой,Забив до смерти подлеца.
«Забудьте про чернь, пусть живёт, как желает…»
Забудьте про чернь, пусть живёт, как желает,С Нероном, со Сталиным, с Путиным, ей,Пока она дышит, смердит и штыняет,Нет дела до Родины будущих дней.Не трогайте чернь, обойдётся дороже,Не зря из неё уголовный собесНапёрстничников и карманников множитПод крышею власти в погонах и без.Забудьте про чернь из любых категорий,Когда по малинам толчётся она,Сыта, дринканута и баб мухоморитПод запахи рвоты, мочи и говна.Не трогайте чернь, будьте выше и чище,Задуманные завершая дела,Среди вам подобных, кто истину ищет,Какою бы горькой она ни была.Забудьте про чернь, вечно помня о главном,Что вам до мошенников или ворья,Живущих в неведении православном,Не трогайте чернь, бог ей будет судья.
«Завидую обычным христианам…»
Завидую обычным христианам.Их вера есть, была и будет житьОтдельно от вопросов окаянных,Которых мне, увы, не разрешить.Но кем же был Иисус из Назарета,Считая, если жил такой еврей:Пророком, проповедником, поэтомИль жалким искусителем людей.Как получилось что в тогдашних книгах,При чудесах по воле высших сил,Никто из современников великихЕму строки одной не посвятил.Чем объяснить – больших и малых нацийМыслители, кому я не чета,Потратили века, чтоб разобраться,И всё-таки не знают ни черта.Притом что мною в памяти хранимо,Когда народ Пилату на отказ,Кричал: «Во имя Господа и Рима,Распни! Пусть будет кровь его – на нас».
«Загнали в теплушки, сверяя со списком…»
Загнали в теплушки, сверяя со списком,Согласно приказам высоких чинов.Чтоб дёрнулись оси колёсные с визгом.И поезд повёз на войну пацанов.А старший постукивал трубкой резною,А маршалы выпимши тискали баб,У них в кабинетах не пахло войною,Чего им до судеб каких-то растяп.Пяти миллионов – в кирзе и обмотках,До четверти – с опытом прошлых боёв:В Китае с Монголией – с краткостью в сводках,В Финляндии с Польшей – под грохот стихов.Лишённых уже самолётов и танков.Из тех, что собрали к началу войны,И людям открылась режима изнанка,Кто видеть хотел, не пугаясь цены.А старший обкуривал новые трубки,А маршалы баб волокли на диван,Какое им дело до той мясорубки,Во что превратился их каверзный план.Теплушкам осталось до фронта недолго,Горели глаза и сердца у парнейОт чувства привитого Родиной долга,От горьких известий отцовских смертей.Когда те недавно в окопах сменилиСынов своих перших, погибших в плену,Которых предателями объявили,Оправдывая этим власти вину.А старший попыхивал герцоговиной,А маршалы баб хоботали за зад,Когда генералы с обычною минойНа гибель погнали прибывших солдат.Чтоб осуществляя права уставныеИ доизрасходовав личный состав,Подать по команде листы наградные,С себя и своих порученцев начав.Разбит паровоз. Догорают теплушки.Снега засыпают остатки травы.По Зимнему лупят немецкие пушки.Майор Бук глядит на предместье Москвы.А старший курил, словно лёгкие грея,А маршалы тешились бабским теплом,Пока ополчение кровью своеюСтрану защищало в возмездье своём.
«Заполярное солнце не подарит заката…»
Заполярное солнце не подарит заката.По три месяца кряду легкий дым от жары.Комариные волны, как туман сероватый.Да по гиблым болотам облака мошкары.Но не дрогнет мужское надёжное сердце,Это знаем, бесспорно, и проверили мы:За короткое лето надо прочно прогреться,Чтобы не остудиться за полгода зимы.И никто не отнимет радость бросивших город,Компенсацией гнусу будет тундра с рекой:Там рыбалка такая – не забудется скоро,Там такая охота – лишь не дрогни рукой.А когда мы вернёмся, посвежевшие телом,Собирая друзей за обильным столом,Будет, как ты мечтала и с надеждою пела,В безвозвратно далёком, в девяносто твоём.
«Запою я песню с самого начала…»
Запою я песню с самого начала,Песню, у которой нет ещё конца,Как на этом свете било и качалоПлатиноголового молодца.Раз. Два. Нет ни сил, ни воли,Нет ни сил, ни воли боль перебороть,Чтоб после ночного в полутёмном полеС детскою ватагою мчаться обороть.Запою я песню без прикрас, простую,Песню забубённого казакаО судьбе, растраченной вхолостуюЗа калач да крынку молока.Раз. Два. Не тревожьте рану,Не тревожьте рану зельем и бинтом,Я уже на ноги никогда не встану –Отдышаться на яру крутом.Запою я песню про года лихие,Песню, как сложилась или как могу,В холода январские, в ливни ледяные,Бьющие на стрежне и на берегу.Раз. Два. До свиданья, друже,До свиданья, друже, коль сведёт Господь,Ведь пока никто мне в этот час не нужен,Коль нет сил и воли боль перебороть.А когда накроют тело парусинойИ землёй засыплют с грязью пополам,Вспомнят добрым словом ли сукиного сынаС чубом непокорным, точно как он сам?
«Заранее тебя благодарю…»
Заранее тебя благодарюЗа труд последний для меня на свете,И слёзы горькие в грядущую зарю,Которую вдвоём уже не встретим.Мы были очень разные с тобой,Наверно, бес, играя с нами, путал:Тебе бывало холодно порой,Мне было жарко этой же минутой.Тебя тянул театр и варьете,Я жил тайгой – рыбалкой и охотой,И оба, замыкаясь в суете,Не поняли мы важного чего-то.К нам приходящего без тщаний и потуг,Видением иль голосом смиренным,Когда всё изменяется вокругИ остаётся как бы неизменным.Вот почему, лишь стихнет беготня,Исполни, что сказать хочу сегодня:Прошу тебя, оставшись без меня,Поставь свечу к Распятию Господню.Для нищих мелких денег не жалей.Могилы близь оставь еды животным.На даче собери за стол бомжей,Их напоив до рефлексии рвотной.А дальше – будь что будет, ты вольнаВ своей судьбе на вымысел похожей,Какие ни настанут временаИ кто с тобою ни разделит ложе.Я промолчу, я знака не подам,Живи, пусть станет жизнь твоя втораяСчастливей, лучше, чем случилось нам,В семье, что создала ты, дорогая.Где я с тобою был на всё готов,Чем бы судьба ни пробовала крепостьСовместных уз при разности полов,Включая даже мелочь и нелепость.Поэтому под шорох белых крыл,Несущих весть печальную до боли,Прости, коль я не доблагодарил,И позабудь, коль лишнее позволил.
«Заслуг и идеалов не ценя…»
Заслуг и идеалов не ценя,Не важно, был ведомым иль ведущим,Смахнула жизнь всех живших до меня,Потом смахнёт меня переживущих.Любого, всех, труслив он был иль смел,По истеченью срока иль внезапно,На карандаш попавший в спецотделИли на кичу со статьёй похабной.Там все равны по чину и делам,По состоянью разума и духа,Поскольку всем без исключенья тамЗемля способна стать нежнее пуха.