Алфавита. Книга соответствий
Шрифт:
Я встал ни свет ни заря, умылся, уложил остатки своих пожитков – зубную щетку и тюбик с пастой, закрыл крышку чемодана, щелкнул запорами и запер оба по очереди.
За мной должен был заехать автобус авиакомпании, бесконечно курсирующий между аэропортом и пригородами Сиэтла.
Он и заехал.
Мы обнялись напоследок, я подхватил чемодан и спустился вниз.
Автобус неспешно катил по шоссе. Светило солнце. Я хотел в Москву.
Все было хорошо, но какая-то микроскопическая зазубрина в мозгу почему-то не давала мне покоя.
И
Ключи!
Я забыл ключи от чемодана!
Заперев его, я почему-то бросил их на застеленную кровать! Чемодан лежал на полу у кровати! Я отнес его в прихожую, и тут выбрался из своей комнаты Серега, мы принялись кофейничать, а ключи так и остались лежать на покрывале.
Первое, что возникло в моем помраченном мозгу, – это образ шереметьевского таможенника (см. Таможня ), угрюмо подбирающегося к моему чемодану с бензопилой "Дружба" в руках.
– Wait a minute! – завопил я. – Please! I've forgotten! Keys of my luggage!
Водитель обернулся. Пассажиры тоже обернулись. Мы недолго потолковали. Отъехали уже прилично, но никто, к счастью, не опаздывал. Водитель развернулся.
Когда я ворвался в квартиру, Серега так вытаращился, как будто не на самолет меня только что проводил, а в последний путь.
Так оно и было – ключи лежали на покрывале.
В аэропорту я протянул водителю пять долларов.
Он вытаращился еще пуще Сереги.
Но взял, хоть у них там это и не принято.
Черти
Чертей я видел всего один раз в жизни, когда ходил с поэтом С. смотреть, как продают пиво. Что касается самого поэта С., то он знался с чертями регулярно и любил рассказывать, какие бывают. То в виде человечка на батарее отопления: сидит, ножки свесил и кривляется. То хари фиолетовые, особенно если свет выключить. То мужик с гармошкой: плетется следом и назойливо пиликает деревенскую музыку, а оглянешься – нет никого. То мелкие такие, с собачьими головами. Эти самые противные – никак не отделаться.
Ночью с поэтом С. сидел поэт Попов. Утром приехал я.
– Саня, ты помнишь? – спросил поэт Попов, накидывая куртку. – Не пьем!
Поэт С. вяло кивнул.
– Все, погнал, – сказал поэт Попов и еще раз шепнул мне: – Держи его, держи. Хоть на амбразуру ложись, но сегодня – ни капли. Я часам к четырем подтянусь на подмогу.
Поэт Попов был человек жесткий и решительный. Когда дверь за ним закрылась, поэт С. несказанно оживился.
– Выпьем немного пива? – весело предложил он.
Судя по всему, он ждал от меня бодрой и недвусмысленной реакции. Моя реакция была и бодрой, и недвусмысленной.
– Лучше чайку вмажем, – сказал я. – Горяченького! С вареньицем! А?
– Чайку, – повторил он, разочарованно кривясь. – А пива? Немножко.
Бутылочку.
Часа два мы препирались впустую.
– Ну хоть пойдем посмотрим! – взмолился поэт С. – Я не буду пить, честно! Вот чтобы мне сгореть на этом
– Да зачем тебе это? – сопротивлялся я. – Что за глупость?!
– Мне легче будет! – ныл поэт С. – Я посмотрю, как люди пьют пиво, – и мне точно станет легче. Пойдем, а? А то сейчас в окно брошусь! Я имею право хотя бы посмотреть на пиво?! Почему ты меня не пускаешь?!
Пойдем!
Было похоже, что он уже был готов применить ко мне силу. Учитывая, что поэт С. являлся мастером спорта по дзюдо (а если б не пил, стал бы, чего доброго, чемпионом мира), в случае прямого столкновения мои шансы на победу были невелики, даже если учитывать его запойную слабость.
– Пошли, – сказал я. – Но учти, денег у меня нет.
Поэт С. равнодушно пожал плечами. Сам он был, разумеется, без копейки. Но его равнодушие не могло меня обмануть: я знал, что он обуян бесом, а потому как никогда хитер и изворотлив. Не исключено, что где-нибудь под стелькой его ботинка ждала своего часа заветная купюрка! Глаз да глаз за ним, глаз да глаз!..
Длинным извилистым маршрутом мы обошли околоток. Я понемногу заводился, поскольку предчувствовал неприятности. К счастью, пива не было ни на Добролюбова, ни у прачечной, ни возле пруда. Не было пива и у карусели. Даже на Огородном, напротив пивзавода, той теплой осенью тысяча девятьсот восемьдесят седьмого года пива тоже не оказалось.
– Ну и хорошо, – с облегчением толковал я, пока мы шагали к дому.
–
Что тебе это пиво? Живот от него да отрыжка, вот и все радости.
Видишь, Саня, никто не пьет пива. Одно дело – если б ты один пива не пил. Это, конечно, беда и страдание. А тут видишь как? – никто в стране пива не пьет! За компанию-то легче! А? В стране борьба с пьянством! Алкоголь вне закона!..
Поэт С. угрюмо молчал.
Осталось сделать десяток шагов до подъезда…
Тут-то он и явился.
Чертяка имел обличье ледащего мелкотравчатого мужичка в обтруханном пиджаке с отвислыми карманами и таких же пузырчатых штанах. В правой руке черт нес матерчатую котомку. Проходя мимо нас, он нехорошо зыркнул. А потом нарочно оступился, дрыгнул шкодливой своей ручонкой
– и в котомке что-то брякнуло! Причем брякнуло определенно пивным звуком!
Поэт С. встал как вкопанный!
– В продуктовом же! – счастливо сказал он. – Бутылочное же в продуктовом!
Как я ни упирался, как ни вис на нем, но уже через три минуты мы ворвались в стекляшку продуктового – и обнаружили только несколько пустых ящиков в центре зала.
– Вот видишь, Саня, – сказал я, переводя дух и утирая пот со лба.
–
Пиво кончилось.
– А какое было? – горестно спросил он. – А?
Я не ответил. Я чувствовал себя опустошенным.
Мы вышли из магазина, свернули за угол и увидели второго черта. Он показался из дверей служебного хода, одет был вполне прилично, в левой руке держал дипломат, а в правой – две бутылки пива.