Алгоритм невозможного
Шрифт:
Казалось бы, он, как нельзя лучше, изучил школьного друга. Считал, что за прошедшие десятилетия и сам Седов, и его ровный характер изменились мало.
Абрагам так и остался скромным, отзывчивым, далеким от импульсивности, словом, приятным во всех отношениях человеком. Он никогда не рвался к власти и был облечен ею вопреки собственным устремлениям.
Ограниченность его ума, которую Преземш сознавал, с лихвой компенсировалась прирожденной осторожностью, взвешенностью решений. Недаром он любил повторять древнюю поговорку:
И вдруг такое внезапное предложение! Ни колебаний, ни расспросов, ни сомнений, как будто этот акт самопожертвования Абрагам готовил всю жизнь…
Великий Физик не дал выхода своей растроганности. Напротив, нарочито сухо, не оставляя надежды, сказал:
— Что за выдумки, Павел! В чем угодно готов пойти тебе навстречу, только не в этом. Уступив, я перестал бы уважать себя.
Седов натянуто улыбнулся.
— Ну, как знаешь…
— Не будем больше терять времени, хорошо? — потеплевшим голосом произнес
Великий Физик. — Сейчас я войду внутрь пирамиды и через несколько мгновений окажусь на Земле-2. Пожелай мне по русскому обычаю…
— Представляю, какой Сезам раскроется перед тобой, — вздохнул
Седов.
— Ничего-то ты не представляешь… Да и я тоже! Ну, обнимемся на прощание?
— Ни пуха, Павел!
— К черту!
Великий Физик переступил порог пирамиды и в призрачном свете поликогерентных ламп показался Седову бесплотным, проницаемым для взгляда, зыбким, словно тень на колеблемой ветром занавеси. Вот эта тень коснулась клавиатуры пульта, сгустившись, легла на нее…
И… ничего не произошло.
— Не понимаю, Абрагам! Этого не могло быть!!! — вскричал ученый, и такое пронизанное отчаянием недоумение было в его голосе, что Седов, не раздумывая, ворвался внутрь пирамиды и прижал голову друга к груди.
— Успокойся… Успокойся…
— Взгляни на дисплей компьютера! Аркпредит положителен… Сходимость интегрального комплекса вплоть до микропараметров… В чем же тогда дело? В чем?! Что ты на меня уставился? — ни с того, ни с сего рассвирепел Великий
Физик. — Радуешься моей неудаче?
Седов обиженно отстранился.
— Как ты мог подумать…
— Прости, Абрагам, сам не знаю, что говорю…
— Ладно, сочтемся! Скажи лучше, ты специально застегиваешь пиджак на левую сторону?
— Издеваешься надо мной? — снова вспылил Великий Физик.
— А где твоя алмазная ветвь?
— На месте, где же ей еще быть! — буркнул ученый, нащупывая знак нобелевского лауреата. — Что такое… Исчезла!
— Помнишь, как я рассек тебе щеку битой, когда мы играли в сурим? — неожиданно спросил Преземш.
— Да подожди ты со своим суримом! — отмахнулся Великий Физик.
–
Интересно, куда я ее задевал…
— Хорошо помню, что бил слева направо. И тебе наложили швы…
— Когда это было…
— Но шрам-то остался на всю жизнь?
— Велика беда, — сказал Великий Физик, машинально трогая левую щеку.
— Шрам
— Ну да, на правой… Что ты пристал ко мне, чего тебе надо? У меня такая неудача, а ты со всякой ерундой…
Не обращая внимания на протесты друга, Преземш распахнул на нем пиджак, прижал ухо к груди и… улыбнулся.
— Я так и думал, — сказал он удовлетворенно. — Добро пожаловать,
Павел-два!
— Какой я тебе… — завопил Великий Физик и вдруг хлопнул себя по лбу.
–
Неужели… Бог мой, какой же я идиот! Неисправимый идиот! Этого же следовало ожидать! Вот тебе и Сезам!
— Думаешь, на Земле-2…
— И там, и здесь одно и то же! А я-то надеялся…
— Что добро — зеркальная инверсия зла?
— Я мечтал увидеть антипод Земли, — горестно проговорил ученый, — изначально счастливое общество, которое, в отличие от нашего, не претерпевало уродливых деформаций, не отягощалось злом… Мне хотелось чуда!!! Но Зазеркалье вовсе не страна чудес, открывшаяся перед маленькой
Алисой… Значит, можно поставить точку. И на эксперименте, и в моей теории…
— Не слишком ли спешишь, Павел? — прервал Седов. — По-моему ты упустил три обстоятельства.
— Я? Упустил? Не может такого быть! — возмутился Великий Фи-зик, но все же спросил: — Что это за обстоятельства?
— Первое. На Земле-1 ты нобелевский лауреат, а на Земле-2 — нет.
Возможно, там не было ни Нобеля, ни его премий…
— А если я просто потерял алмазную ветвь?
— Допустим. Тогда второе. Шрам на щеке ты тоже потерял? Он сам исчез, дорогой Павел-два! Похоже, не играли мы с тобой в сурим, не были школьными друзьями, а может, впервые встретились несколько минут назад. И еще: тебя подменили, Соля подменили, а космообсервер — нет. Почему?
Великий Физик схватился за голову.
— Чего-чего, а подобного не ожидал! Ты же сделал великое открытие,
Абрагам! Я открыл зеркальную инверсию Вселенной, а ты — дисторсию этой инверсии!
— Да я даже никогда не слыхал такого слова! — опешил Седов. — Как ты сказал: дис-тор…
— Дисторсия, аберрация, искривление, искажение!!! Хватит с тебя?
Постой-ка… Ты, кажется, говорил о трех обстоятельствах. И какое же третье?
— С тобой произошло то же, что и с Солем. Помнишь, ты упомянул пересадку памяти? Если так, то Сезам остался закрытым.
— Ну, Абрагам… Я-то считал, что знаю тебя! А ты вот, оказывается, каков! Быть бы тебе ученым, а не Преземшем! Считай, что возвратил мне надежду.
— Какой из меня ученый, — махнул рукой Седов. — В одном уверен: историю не переделаешь и ничего из нее не вычеркнешь. Пойми это, иначе…
Великий Физик не дал ему договорить.
— Мы в неоплатном долгу перед предками, потому что оставили их на произвол судьбы.
— Если бы это сказал кто-то другой…
— Ты посчитал бы его сумасшедшим?