Алхимия
Шрифт:
Могущество Слова, его сверхреальность, подтверждаемые как лабораторным, так и духовным деланием, видимы и весомы.
И вот уже 15 ноября того же года в упомянутом издании Франсуа Бюлоза появляется очерк знаменитого критика под названием Господин де Бальзак, поиски Абсолюта, в котором приводятся обширные цитаты из нашего пламенного алхимика, завершаемые кратким обобщением:
«Так действительность вызывает зависть у вымысла».
* * *
Всецело фонетическая по своей природе, кабала образует тайный язык, завесу над которым приподнял Грассе-д'Орсе,
Напомним хотя бы «этимологическое» исследование великого Эмиля Литтре по поводу глагола baratter — сбивать масло, то есть получать его из молока — увы! — это искусство сегодня столь же редко, как и все добрые дела. Вместо того, чтобы прямо указать на греческий корень, как это делает аббат Эспаньоль, учёный филолог утверждает, что это слово неясного происхождения; Шелер в связи с этим упоминает глагол , pratto, trafiquer (спекулировать, мухлевать, торговать, делать тёмные дела, сделать себе аборт), вызывающий в памяти мрачноватый образ тайного рынка, барахолки, где торгуют всякой всячиной и нравы жестоки.
Но почему не прочитать baratter в соответствии с его точным дорийским эквивалентом , baratt^o — встряхивать, колотить, то есть прямо осуществлять физическую операцию отделения маслянистых шариков от казеина и сыворотки?
В связи со всем сказанным, очевидно, что герметик или алхимик может преуспеть, применяя именно кабалу, гораздо более, чем пользуясь поздними и весьма вольными толкованиями Древнего Завета, которые раввины именуют каббалой. Для каббалиста скрытый смысл Писаний становится множественным и запутанным, вне зависимости от того, используется ли численное значение букв или прямое — так, что одно слово может означать целое предложение, меняющееся в зависимости от буквенных перестановок. Известны три основных метода таких перестановок, созданные в Александрии, и все три очень произвольны — Гематрия, Нотерикон и Темура — хотя последний наиболее древний.
И разве не запутались в сефиротах оккультисты конца прошлого века, которые так и не смогли вывести их из небытия, откуда, согласно Sepher Jetzira, и проистекают десять ипостасей?
Вот почему мы не каббалу, а нашу герметическую кабалу узнаём в образе неизречённо прекрасной жены, выведшей из глубоких раздумий Христиана Розенкрейца уже в первый день его Химической Женитьбы[144]. В правой руке она держит золотую трубу с начертанием имени, которое братья Розы и Креста не имеют права разглашать, а в левой — тяжёлую пачку писем, написанных на всех языках:
«И исполнишася еси Духа Свята, и начаша глаголати иными языки, якоже Дух даяше им провещевати (Деян., II, 4)[145]».
Февраль 1942.
АТЛАНТИС
О Сирано Бержераке, герметическом философе
Небеса огромны и льют на поля багряный свет. Они знают свои звёзды и своё солнце.
Но это не день во цвете своём, и ещё менее полдень. Воистину, наш Геркулес после сумерек ожидает полуденного света, где уготовано ему ложе; его мы называем Хаосом Поэтов.(Возведение за руку на химическое Небо Якова Толя).
Largior hic campos aether, & lumine vestit Purpureo: Solemque suum, sua sidera norunt.
Sed necdum plenus dies est, multo minus meridies. Hanc enim medii diei lucem clarissimam Hercules noster post tenebras sperat, postquam in his lectum suum stravit inde & Po"etarum Chaos discitur.(Jacobi Tollii Manuductio ad Coelum Chemicum).
Разумеется, мы вовсе не будем оригинальны в утверждении, что литература, хотя и создала Сирано де Бержераку всеобщую известность, тем не менее полностью исказила его истинный облик.
Но Истина всегда разнообразными и неведомыми путями всё равно проникает к людям и властно навязывает Себя, пусть даже и через балаганное и шумное оживление толпы; это происходит тайно и трепетно, когда сокрытое дыхание возгревает теплоту плодотворных идей. Метафора эта вряд ли покажется слишком смелой, тем более что мы используем точный смысл латинского слова afflatus.
28 декабря 1897 года на Театре Двери Святого Мартина (Th'e^atre de la Porte Saint-Martin) впервые давали комедию Эдмона Ростана и, поскольку она действительно выражает некий «образ образов» французской души — пылкое воображение, задор, игривость, рыцарский жизненный идеал — пьеса имела шумный успех и мгновенно завоевала благосклонность журналистов. Мы также не можем не оценить поэтического дара автора, его остроумную речь, пронизанную искромётными, подобными клинку шпаги, рифмами, иногда, впрочем, тревожными, потаёнными, вызывающими озноб. Сочетание смыслов почти детских и весьма фривольных, словно попутный ветер, двигало пером автора, живописующего просто действие, действие как таковое, в котором — героизм и честность, живость и пестрота наслаждений…
Но уже в первом акте, исполненном воображения и порыва, театральный Сирано чрезмерно увлечён болтовнёй на грани шутовства; а ведь такие преувеличения не уместны в столь трудном для исполнения произведении. Нет, всё-таки был подобен мушкетёру этот человек, исполненный
…ярости, полёта,
Сверканья, живости, веселья без износа,
В конце концов, огромнейшего носа,
Удары чуящего шпаги за спиной!
А ведь именно эти последние две строки воистину поразительны: речь идёт о сногсшибательной тираде по поводу носа, предмета постоянных насмешек над Сирано. Вспомним, однако, — «то, над чем у человека смеются, есть самая его суть». В этом чутьё поэта безошибочно, и о гигантском носе Сирано де Бержерака Ростан говорит поистине божественным языком, сквозь который просвечивает истинный Сирано, благоговейный, словно священник, исследователь пятой сущности.
Говоря о носе, нельзя не вспомнить анаграмматический псевдоним, каковой обыкновенно считают порождённым фантазией Франсуа Рабле. Alcofribas Nasier — это нос, чующий философский свинец. Nasier означает на арго то, что означает, в то время как Alcolf — алкоголь (alcofol), упоминаемый домом Пернети[146] как символ свинца, a ribas — бесстыдник, бабник, понятие, родственное ribau — спиртовая настойка. Всё вместе читается как «пьяница, волокита и весельчак»[147]*.