Алиедора
Шрифт:
Алиедора в растерянности распахнула дверцу возка — и едва сдержалась, чтобы не вскрикнуть.
Двое дюжих конюхов-людей держали под уздцы огромного вороного. При виде доньяты гайто вскинул точёную голову, заржал, ударил раздвоенным копытом.
— Мой… мой скакун… — только и смогла выдавить доньята. — Но как… но откуда…
— Сам пришёл, — пояснила Аттара, высовываясь следом. — Сам пришёл к Сиххоту, в руки не давался, двух зомби копытами зашиб так, что пришлось отдать на разделку. Но и не уходил. Хорошо, попался толковый Мастер, даром, что совсем ещё молодой. Сделал, что надо, понял, что этот гайто запечатлён, сообщил куда следует…
Алиедора и впрямь с трудом могла поверить собственным глазам. Выбралась из возка, на негнущихся ногах шагнула к жеребцу — тот чуть повернул голову, глядя на неё одним глазом, словно бы изучающе. Затем вдруг гневно фыркнул, попятился, захрапел.
— Ты что, что ты? — только и смогла пролепетать доньята, но гайто уже успокоился. Голова его низко опустилась, дышал он шумно и, когда Алиедора осторожно коснулась могучей шеи, чуть заметно дёрнулся.
— Боится. — Алиедора готова была поклясться, что в голосе Аттары прозвучало нечто, очень похожее на злорадство. — Почуял, умница, что ты уже другая, не та, что раньше. Кровь-то сменилась, благородная доньята. Пахнешь уже по-иному.
Алиедора промолчала. Аттара была совершенно права. Гайто, её гайто, неведомо как нашедший свою маленькую хозяйку, — теперь неложно её боялся. Боялся того, во что она превратилась. Страшился того нового, что текло теперь в её жилах, смешанное с кровью.
Она поёжилась. Сердито передёрнула плечами, злясь на себя за эту слабость. Она то, что она есть. И ты, гайто, примешь меня такой, какой я стала. А нет — пожалуйста, иди хоть на все четыре стороны.
Отыскать дхусса в Гиалмаре — проще найти иголку в стоге сена…
— Ты его почувствуешь, — непререкаемо бросил Латариус. — Заклятья поиска, которые мы осваивали… те самые, с принесением жертвы… они помогут. Но главное — вы, образно выражаясь, брат и сестра. Только он — дитя комет, плод Небесного Сада, а ты родилась на восемь лет позже. Вторая часть цикла.
— Значит, я слабее, чем он? — Алиедора гордо вскинула подбородок.
— В чём-то, — нехотя признал Мастер. — Но в другом ты, напротив, на голову выше. У него нет твоего… прошлого. С ним не говорили Белый Дракон и Тьма, он не повелевал Гнилью. Его магия могущественна, да, но и твоя, благородная доньята, ничуть не хуже.
— Значит, нам всё-таки придётся с ним драться?
— Не исключаю, — Латариус вздохнул. — Но это — крайний и весьма нежелательный для нас исход. Твоя задача, повторяю, найти его и не спускать с него глаз. Не препятствуя — ни в коем случае не препятствуя! — ни в одном из его начинаний. Смотри, доньята, смотри в оба и запоминай. Это всё, что от тебя требуется.
— Благородный дон Деррано. Какая честь для нас, — произнёсший эти слова маг словно сошёл с книжной миниатюры. Высокий, худой, белобородый, в тёмно-синей мантии, расшитой прихотливым серебристым узором — бесконечные переплетённые спирали. — Покорнейше прошу благородного дона присесть. Не угодно ли приказать, чтобы подавали трапезу?
Дигвил молча склонил голову. В животе его холодело: могущественный чародей, один из столпов Высокого Аркана, не будет так унижаться, тем более перед наследником сенорства, где не осталось ни одного серфа и где маршируют лишь мрачные полки оживлённых мертвецов. Вежливость, чуть ли не угодливость мага казалась изощрённым издевательством, предвестником готовой вот-вот захлопнуться западни.
Они сидели в роскошном покое, белый мрамор стен пересекали полуколонны синего камня с золотыми прожилками. Голубое и серебряное занавесей, ультрамариновые напольные вазоны с только-только распускающимися белыми цветами. Хрусталь и золото на круглом инкрустированном столике, лёгкие белые стулья — и любезный жест руки, заставляющий колыхаться сине-серебряное облачение.
— Прошу вас, благородный дон Деррано.
Дигвил был в Державе уже больше двух месяцев. Короткая и бурная весна уступала место стремительно набиравшему силу лету. Всё это время он провёл, если честно, на положении почётного пленника: с ним хорошо обращались, потчевали изысканными яствами, развлекали застольными беседами и иными, достойными благородного дона потехами вроде загонной охоты, но не спускали с него глаз, ни на миг не оставляли одного и никуда не отпускали. Дигвил сбился со счёта, сколько таких вот седобородых магов вело с ним длинные и, казалось бы, отвлечённые беседы. Беседы, неожиданно прерываемые «истинным» вопросом, на котором, как они ожидали, шпион Некрополиса мог провалиться. Дигвил устало отвечал, пока в один прекрасный день, услыхав: «А кстати, как звали вашу кормилицу, благородный дон?» — он не пожал равнодушно плечами и не сообщил, что ему, наследнику сенорства, такие вещи помнить совершенно необязательно. Серфы оставались серфами, чёрной костью, и для благородного дона помнить имена всех служанок его почтенной матери?!
Как ни странно, это подействовало. Вопросы «а как звали племянницу помощника главного егеря» задавать перестали. Теперь упирали больше на вещи, которые благородный дон не мог не знать, вращаясь в высшем обществе Долье и часто бывая при дворе.
Дигвил удивлялся — великий и всемогущий Аркан мог, как утверждалось, свободно читать «в умах и сердцах»; для чего же эти древние как мир уловки? Тем не менее он отвечал честно и терпеливо. Наверное, другой бы на его месте просто наслаждался б жизнью — ему ведь несказанно повезло: он уцелел под ударом мертвяков, Дигвила не зомбировали, как сотни других его товарищей по несчастью; он пробрался сквозь вражеское государство и наконец очутился среди «своих», правда, упорно считавших его «чужим», но, по крайней мере, не упрятавших за решётку.
Однако перед глазами у Дигвила неотступно стояло только одно — низкий подземный зал; грохочущие цепи, наматывающие их на себя барабаны, медленно вращающиеся зубчатые колёса. Бездушная механика, словно нарочно позаимствованная у злейших врагов — Державы Навсинай.
Конечно, он тоже задавал вопросы. Его величество король Семмер, законный владыка Долье и Меодора, как говорили «дипломированные пользователи Высокого Аркана», пребывал в добром здравии, вместе с отрядами големов Навсиная его уцелевшие полки помогали отражать приступы мертвяков, обнаглевших до такой степени, что пытались штурмовать перевалы Реарских гор.
Старый дон Деррано, по имевшимся у магов известиям, также был жив. Отцу Дигвил написал сразу же, как только разрешили, — вот только дошла ли весточка?
И — самое мучительное — в Державе, разумеется, ничего не знали о судьбе домашних Дигвила, оставленных им по пути в горное убежище.
— Не стесняйтесь, благородный дон, — маг ободряюще улыбнулся. Дигвил растянул губы в ответ, опасаясь, однако, что получившееся куда больше напоминало звериный оскал.
Улыбнуться-то он улыбнулся, но к расставленным яствам не притронулся. Не пригубил и бокала. Чародей если и заметил, то вида никак не показал.