Алиенора Аквитанская. Непокорная королева

Флори Жан

Действительно, о деятельности Алиеноры на протяжении всего этого года почти ничего не известно. Считается, что именно в это время она обзавелась собственным двором в Пуатье, окружила себя трубадурами, поэтами и просвещенными людьми, чтобы вокруг нее царили «куртуазные нравы», и покровительствовала искусствам и словесности; она учредила «суды любви», на которых она вместе с дочерью Марией, опираясь на свою власть и свой опыт, выносила приговоры, основываясь на правилах куртуазной любви, о которой столько говорилось в кансонах, лэ и романах того времени. Если верить Андрею Капеллану, поведавшему нам о них (или их выдумавшему?), один из таких приговоров основан на следующем постулате: любовь в супружеском союзе невозможна, ибо брак — это принуждение. Следовательно, любовь может быть только прелюбодеянием. Легенда об Алиеноре во многом основывается на рассказах об этом пуатевинском дворе, хозяйка которого, опираясь на любовный опыт прошлого — личный и своего деда Гильома Трубадура, — способствовала проникновению куртуазных нравов в литературу, нравы и психологию. Сегодня мало кто верит в существование «судов любви»: присутствие в то время при пуатевинском дворе Марии Шампанской считается крайне маловероятным [194] , а само свидетельство

Андрея Капеллана — очень спорным. Не менее спорным, как мы увидим далее [195] , оказывается и покровительство Алиеноры в области искусств и литературы. Эту гипотезу необходимо было «демифологизировать», однако возможно и то, что некоторые исследователи зашли в этом стремлении слишком далеко. Остается лишь тщательно изучить связи Алиеноры с куртуазной и рыцарской литературой, в которой можно найти немало аналогий с королевой, и сложно считать их случайными. Во второй части книги мы еще вернемся к этому вопросу.

194

См. Benton, J., «The Court of Champagne as a Literary Center», Speculum, 36, 1961, p. 551–591; Labande, E. R., «Les filles d’Ali'enor d’Aquitaine 'etude comparative», CCM, 113–114, 1986, p. 101–112.

195

По поводу споров, касающихся покровительства Алиеноры, см. главу 11. О «судах любви» см. главу 10.

Помимо этого, историков интересует поведение Алиеноры в роли матери. Находились ли ее дети, особенно младшие, вместе с ней при дворе Пуатье? Не забросила ли их Алиенора в угоду собственным политическим амбициям? Период 1169–1173 гг., по общему мнению, был решающим временем в ее взаимоотношениях со своими детьми, особенно с сыновьями. До сего времени Генрих II и Алиенора вели отнюдь не оседлый образ жизни: они постоянно находились в движении, перемещаясь от замка к замку, не раз пересекая Ламанш. Алиенора отправлялась в путь с одним или двумя своими детьми, но никогда не брала с собой все семейство. Что же произошло после 1169 г.? Прежде всего отметим, что Алиенора не «осела» в Пуатье: она по-прежнему проводила много времени в поездках по Аквитании, Анжу или Нормандии [196] . Конечно, в этот период с ней чаще, чем когда-либо, были ее дети: так обстояло дело (по крайней мере, от случая к случаю) с Генрихом Младшим и Жоффруа с их женами и невестами. В период с 1168 по 1172 гг. Алиенора доверила воспитание своих младших детей, Иоанна и его сестры Жанны, монахиням Фонтевро. Какие «негативные» последствия могли проистекать из такого отношения этой супружеской четы к своим детям?

196

См. Richardson, H. G., «The Letters and Charters of Eleanor of Aquitaine», English Historical Review, 74, 1959, p. 193–213.

Напомним, что обычной практикой в аристократических семействах было доверять детей кормилицам, женить их в юном возрасте и отдавать их под охрану в семьи их будущих свойственников. Чаще всего в союзные семьи для воспитания отправлялись сыновья. Конечно, такое преждевременное удаление из семьи не соответствует современным нормам семейной и детской педагогики или психологии, но в то время оно было принято повсеместно, а потому не стоит ставить его в упрек Алиеноре. А. Р. Браун считает, что подобная эмоциональная изоляция, возникавшая чаще всего вследствие политических амбиций родителей, могло оказать гибельное воздействие на формирование личности Жанны и главным образом Иоанна. Именно этим и можно было бы объяснить его переменчивый нрав, склонность к паранойе, моральный оппортунизм и т. д. [197]

197

Brown, E. A. R., «Eleanor of Aquitaine; Parent, Queen and Duchesse» dans Kibler, W. W., ('ed.), Eleanor of Aquitaine. Patron and Politician, Londres, 1973, p. 9–34. Позиция, в недавнем времени вновь подчеркнутая в работе Brown, E. A. R., «Eleanor of Aquitaine Reconsidered: The Woman and her Seasons» в Wheeler, B. et Parsons, J. C. ('ed.), op. cit., New York, 2003, p. 1–54.

Наоборот, Р. В. Тернер полагает, что негативное воздействие оказала в этом случае вовсе не преждевременное расставание детей с родителями, считавшаяся нормой в ту эпоху, а напряженная атмосфера вражды и зависти, царившая в семействе Плантагенета [198] . Алиенора проявляла интерес к своим сыновьям исключительно в той мере, в какой они были способны проявить себя в политической сфере. Таким образом, она способствовала установлению вражды между отцом и сыновьями, стараясь упрочить их власть, особенно власть ее любимца Ричарда, а затем Иоанна. Заметим, однако, что подобная напряженная атмосфера царила, без сомнения, при дворе Генриха II или при пуатевинском дворе Алиеноры, но не в стенах монастыря Фонтевро; исходя из этого, следовало бы предположить, что королева сделала правильный выбор, держа своих младших детей в отдалении от двора. Уместен такой психологический анализ или нет, факт остается фактом: на протяжении всей своей жизни дети Плантагенета были в большей степени привязаны к матери, чем к отцу. Отнюдь не к ней они питали недобрые чувства.

198

Turner R. V., «Eleanor of Aquitaine and her Children: an Inquiry into Medieval Family Attachement», Journal of Medieval History, 14, 1988, p. 231–335; Turner R. V., King John, 1994, p. 20 sq.

В 1170 г. вражда между супругами еще не проявилась в полной мере, но теперь они редко бывали вместе. Кажется, что и он, и она целиком посвятили себя заботам об упрочении наследования, в чем, бесспорно, сыграла свою роль болезнь короля. Тем не менее Генрих по-прежнему придерживался своей политики матримониальных союзов: он отдал свою дочь Алиенору в жены кастильскому королю Альфонсу VIII и вел переговоры насчет брака Иоанна с дочерью графа де Морьена, а также насчет брака Жанны с Вильгельмом Сицилийским. Иными словами, его «европейские амбиции» простирались на юг. Чтобы упрочить династическую непрерывность, он хотел как можно скорее провести коронацию Генриха Младшего, давно

отложенную из-за ссоры короля с архиепископом Кентерберийским. В конце концов Генрих решил обойтись без Бекета: в конце февраля он отплыл из Барфлёра и, чудом избежав шторма, в котором сгинул один из его кораблей, сошел на берег в Портсмуте [199] . Тотчас же он велел закрыть порты по обе стороны Ла-Манша, дабы ни один запрет, исходящий от Церкви, не достиг английского берега. В Нормандии те же меры приняла Алиенора.

199

Hoveden, II, 3; Gervais de Canterbury, I, 216.

Сам Генрих Младший по-прежнему оставался при матери, в Кане. На Пасху Алиенора и Ричард собрали пышный двор в Ньоре — там ее сын принял клятву верности у баронов Пуату. Затем вместе с Ричардом королева проехала по всей Аквитании, словно речь шла о передаче сыну власти над герцогством с согласия и поддержки матери. В это время Генрих занимался спешной подготовкой к коронованию и миропомазанию: эта торжественная церемония состоялась 14 июня в Вестминстере. Сначала король посвятил Генриха Младшего в рыцари, после чего последовало миропомазание и коронация, проведенные архиепископом Йоркским, который проводил церемонию за и вместо архиепископа Кентерберийского. Вместе с баронами Генриху удалось собрать также нескольких английских прелатов.

Какую роль играла Алиенора в деле, восстановившем друг против друга Генриха II и архиепископа Кентерберийского, который сделал все, чтобы помешать коронации Генриха Младшего? Если верить Вильгельму Маршалу, именно Алиенора посоветовала супругу короновать их старшего сына и добиться того, чтобы английские бароны принесли ему оммаж [200] . У нас нет никаких оснований полагать, что она не желала этого коронации, придавшей больший вес ее старшему сыну во вред мужу, от которого она явно отдалилась; к тому же коронация позволила бы одновременно действовать в том же направлении в Аквитании во имя Ричарда. Следовательно, для Алиеноры было бы логично устранить препятствия, которые могли бы встать на пути ее старшего сына к королевскому венцу.

200

Histoire de Guillaume le Mar'echal, v. 1805 sq.

Недавно изданная переписка Фомы Бекета позволяет нам более точно узнать о том, как королева действовала в сложившейся ситуации. В мае 1170 г. Бекет отправил послания всем английским епископам, запрещая им принимать участие в коронации [201] . В том же месяце он написал епископу Рожеру Ворчестерскому, готовому отправиться в Англию, повелев тому сделать все возможное, чтобы помешать этой церемонии: Бекет попросил его использовать для этой цели письменный запрет папы [202] . Но когда Рожер, добравшись до Дьеппа, собрался отплыть в Англию, его остановил приказ королевы и коннетабля Ричарда де Омма: ни одно судно не должно было покинуть порт [203] . Активное участие Алиеноры в проекте короля, как кажется, свидетельствует о ее согласии, по крайней мере, с таким политическим расчетом: она желала, чтобы ее сын Генрих Младший получил доступ к королевской власти, и, если возможно, к фактической власти в Англии, а Ричард был бы признан герцогом Аквитании.

201

Thomas Becket, Lettre № 285, op. cit., p. 1216–1218.

202

Ibid., Lettre № 286, op. cit., p. 1218–1223.

203

Materials for the History of Thomas Becket, archbishop of Canterbury, 'ed. J. C. Robertson, J. B. Sheppard (RS 67), Londres, 1875–1885, t. III, p. 103.

О негласном согласии королевы и значимости той роли, которую она сыграла в этом деле, сообщает автор письма, отправленного Фоме Бекету за неделю до коронации. Его отправитель — друг архиепископа, находившийся в Нормандии; порой его отождествляют с мэтром Эрнульфом, который был хранителем его печати. Он сообщил Фоме об отплытии молодого Генриха в Англию. Вскоре его должны короновать, если только Бог не откроет пути по морю тем, кто пожелает его пересечь, и не парализует руку архиепископа Йоркского — или же если архиепископу не помешает каким-нибудь дипломатическим способом король Франции. Другого способа воспрепятствовать этому не существует, поскольку гонцы, которым надлежало доставить в Англию весть об отлучениях и запрете понтифика, так и не смогли переплыть Ла-Манш из-за приказа короля, приведенного в исполнение Алиенорой. Остается лишь один шанс на успех. Генрих Младший отправляется в Англию один. Его юная супруга Маргарита, «словно покинутая, если не сказать, разведенная», остается с Алиенорой в Кане и будет находиться там до тех пор, пока королева не получит «радостной вести» о короновании сына. Итак, дочь короля Франции коронована не будет. Разве не может такое пренебрежение к ней побудить короля Людовика действовать? Отменить эту церемонию может только посольство с протестом, отправленное к Алиеноре, пишет автор письма к Фоме Бекету [204] . Итак, королева принимала в этом деле самое активное, а отнюдь не незначительное участие.

204

Thomas Becket, Lettre 296, p. 1246 sq.

Историки задаются вопросом, какие причины побудили Генриха оставить Маргариту под охраной королевы в Нормандии — ведь в таком случае коронование его сына наносило двойное оскорбление — как архиепископу Кентерберийскому, так и королю Франции. Ни одна из выдвинутых гипотез не кажется убедительной. Когда Генрих II возвратился после церемонии в Нормандию, на пути в Фалез он встретил своего кузена, епископа Рожера Ворчестерского — того самого епископа, который по просьбе Фомы Кентерберийского тщетно пытался пересечь Ла-Манш, чтобы доставить королю папское послание с запретом короновать сына. Знал ли Генрих о том, что было поручено епископу? Мог ли он не ведать о приказе королевы, запрещающем любому судну отправляться в Англию? Король осыпал Рожера Ворчестерского упреками за то, что тот не присутствовал на коронации, «как то велел ему королевский приказ»! Что это — двуличность или ирония?