Алиенора Аквитанская. Непокорная королева
Шрифт:
«<…> Знайте же, что мы присутствовали при кончине нашего сына-короля, который после Бога всецело положился на нас, желая, чтобы мы с материнской заботой позаботились о его спасении, прибегнув к этому или иным средствам, кои в нашей власти. Сей дар мы передаем церкви Св. Марии в Тюрпене, выделяя ее среди прочих церквей, поскольку наш дорогой аббат из Тюрпене был с нами во время кончины и погребения дражайшего сына-короля, а также потому, что он более всех других монахов заботился о его погребении. А поскольку мы желаем, чтобы сей дар навеки остался прочным и нерушимым, мы утверждаем его данной хартией, прилагая к ней нашу печать» [537] .
537
Хартия опубликована в Perrier, A., De nouvelles pr'ecision sur la mort de Richard Coeur de Lion, Bulletin de la Soci'et'e arch'eologique et historique du Limousin, t. 87, 1958, p. 50; в собрании хартий Алиеноры, подготовленном к
Похороны Ричарда не были простым делом; чтобы погрести сына, Алиенора нуждалась в любой помощи, а особенно в помощи со стороны церковников. На смертном одре король дал указания насчет своего погребения, которые были выполнены с неукоснительной точностью. Он пожелал, чтобы его сердце было доставлено в Руан, преданный ему город, тело было погребено в Фонтевро рядом с отцом, а внутренности оставались в часовне замка Шалю, — король завещал их местным жителям, которые — если верить Матвею Парижскому — не заслуживали большего:
«Он желал, чтобы тело его было погребено в Фонтевро, в ногах его отца, которого он предал; церкви Руана он завещал свое неукротимое сердце; затем, приказав, чтобы его внутренности были похоронены в часовне замка, упомянутого выше, он завещал их, как подарок, пуатевинцам. И под большим секретом он открыл некоторым из его приближенных причину, по которой он произвел такое разделение своей смертной оболочки. Своему отцу он завещал свое тело по уже указанной причине; жителям Руана он передал в дар свое сердце из-за несравненной преданности, которую они не раз доказывали; что же касается пуатевинцев, из-за их недоброжелательства отвел им король вместилище своих испражнений, не сочтя этих людей достойными другой части своего тела. После этих указаний, поскольку опухоль охватила уже область сердца, этот государь, посвятивший себя деяниям Марса, испустил дух в день Марса [вторник], 6 апреля, в вышеуказанном замке. Он был похоронен в Фонтевро, как и было им приказано при жизни. И вместе с ним, по заверениям многих людей, погребены были слава и честь рыцарства» [538] .
538
Matthieu Paris, II, 451 sq. Ховден (Hoveden, IV, 84) упоминает почти о таком же разделении тела Ричарда, но не объясняет, почему это было сделано.
Итак, тело Ричарда перевезли в Фонтевро, где 11 апреля, в присутствии Алиеноры, состоялись официальные похороны ее сына-короля. В тот же день она подписала хартию во спасение души ее дражайшего господина, что произошло в присутствии епископов Пуатевинского и Анжерского, епископа Гуго Линкольнского, Милона из Пина и Луки, аббата Тюрпене, находившихся подле нее в Шалю, а также нескольких близких ей сеньоров, таких, как виконт Амори де Туар, его брат Ги и Гильом де Рош, и служащего ее двора Савари, который спустя некоторое время возглавил коммуну Пуатье, разрешенную Алиенорой [539] .
539
Charte № 3702E.
Если у Ричарда нашлось время для того, чтобы объявить свою последнюю волю насчет похорон, то, казалось, он мог бы позаботиться и о том, чтобы назначить наследника. Сделал ли он это? Рожер Ховденский это подтверждает:
«Когда потерял он всякую надежду на исцеление, он завещал своему брату Иоанну королевство Англию и все свои земли; и всем, кто находился подле него, велел он принести клятву верности Иоанну, и приказал он, чтобы его замки были возвращены брату вместе с тремя четвертями его казны. Он завещал своему племяннику Оттону все свои драгоценности. Четвертую часть своей казны повелел он раздать слугам своим и беднякам» [540] .
540
Hoveden, IV, 83.
Можно лишь удивляться такому распределению наследства, а также полному отстранению от наследства племянника Артура, которого когда-то Ричард сам объявил своим преемником на тот случай, если умрет без законного преемника. Конечно, Артур и его мать Констанция порой доставляли хлопоты Ричарду и Алиеноре, но Иоанн все же превзошел по части мятежей и предательств. Несмотря на недавнее примирение двух братьев, назначение Иоанна наследником Ричарда не было само собой разумеющимся делом.
Приведенная выше хартия, датированная 21 апреля, называет среди других свидетелей кардинала-легата Петра Капуанского, супругу покойного короля Беренгарию и его брата Иоанна, носившего титул графа. Через четыре дня Иоанн получил меч герцога Нормандии [541] . Месяц спустя он будет коронован на трон Англии, что произойдет в Вестминстере 27 мая. Хотел ли Рожер Ховденский заранее добавить законности этой коронации, утверждая, что оно соответствовало воле покойного короля? Однако в период между указанными датами Артур, не признавший своего отстранения, начал собирать своих сторонников. Это, без всякого сомнения, доказывает, что кандидатура Иоанна не была принята единогласно (из-за его поведения в прошлом), но может свидетельствовать и о том, что некоторые, вероятно, все же считали
541
Hoveden, IV, 87: «Accinctus est gladio ducatus Normanniae». Несмотря на схожесть выражений, речь в этом случае идет не о посвящении в рыцари, а об инвеституре. О смысле подобной церемонии см. Flori, J., 1978, op. cit., p. 247–278 et 3/4, p. 409–442; Flori, J., «Les origins de l’adoubement chevaleresque: 'etude des remises d’armes dans les chroniques et annals du IXe au XIIIe si`ecle», Traditio, 35, 1979, 1, p. 209–272.
Свидетельство Вильгельма Маршала, вернейшего из верных Ричарда, лишь усиливает эти сомнения. По словам своего биографа, перед смертью Ричард послал своему рыцарю письмо, в котором просил его охранять королевскую казну в башне Руана. Но он ни словом не обмолвился о своей воле относительно наследника. Более того, узнав о смерти короля, Вильгельм, ставший благодаря своему браку и королевской милости одним из могущественнейших баронов Англии, поспешил известить о произошедшем Губерта Вальтера, архиепископа Кентерберийского, который тогда находился в Водрейе, в Нормандии. Диалог, состоявшийся меж ними насчет смерти короля, во многом поучителен:
«Архиепископ, ошеломленный этим известием, ответил: „Какое несчастье! Воистину, вместе с королем погибла сама доблесть! На что нам теперь надеяться? Не на что! Да поможет мне Бог, ибо, кроме него, я не знаю никого, кто бы мог сохранить королевство и спасти нас. Королевство на краю гибели, нищеты и страданий. Ведь французы не замедлят напасть на нас и захватить все, земли и имущество, и никто не сможет им помешать”.
Тогда Маршал сказал: „Мой сеньор, нам нужно поспешить с выбором того, кого мы должны сделать королем”.
Архиепископ отвечал: „По моему разумению, должны мы сделать королем Артура, как велит нам закон”.
Тогда Маршал сказал: „Ах, мой сеньор, мне кажется, это было бы плохим решением. Ведь Артур окружен вероломными советниками. Я не советую и не одобряю такого выбора. Артур упрям, у него надменный нрав, и если мы поставим его над нами, он доставит нам немало хлопот и вреда, ибо не любит он местных людей [англичан]; и сейчас я не советую этого! Но взгляните на графа Иоанна: мои разум и знания подсказывают, что он — самый близкий наследник земель как своего отца, так и своего брата”.
Архиепископ отвечал ему: „Итак, Маршал, вы желаете этого?”
„Да, сеньор мой, ибо это отвечает здравому смыслу: сын, бесспорно, ближе к земле своего отца, нежели племянник. Справедливо, ежели так оно и будет”.
„Пусть будет так, Маршал. Но я говорю вам и утверждаю это: никогда и ни в чем вам не придется раскаиваться так, как в этом поступке”» [542] .
542
Histoire de Guillaume le Mar'echal, v. 11861–11907.
Итак, мнения разделились даже в высших сферах, но победила точка зрения Вильгельма Маршала, настоящего регента королевства (вместе с епископом Кентерберийским). Не было ли это также и мнением Алиеноры? Диалог между двумя вельможами, во всяком случае, доказывает, что вопрос о наследовании к тому времени еще не был решен. И все же, не убедила ли королева в последний момент своего сына отстранить от власти Артура в пользу Иоанна? Не огласил ли Ричард на смертном одре результаты выбора Алиеноры и Вильгельма Маршала? Определенно сказать можно одно: королева-мать в очередной раз выступила против своего внука, чтобы закрепить королевство за последним из ее сыновей, — вероятно, потому, что Артур был еще слишком юн (двенадцать лет), а его матерью была Констанция Бретонская, которую Алиенора ненавидела по неизвестным нам причинам.
Королева продолжала борьбу не только словом, но делом и прибегнув к оружию. Действительно, в то время как Иоанн вступал во владение королевскими замками, в том числе Сомюром и Шиноном, а затем послал Вильгельма Маршала и архиепископа Губерта Вальтера в Англию, чтобы поддерживать там мир, Артур, как говорилось выше, и не думал признать себя побежденным. По совету своей матери Констанции Бретонской (к тому времени она развелась с Ранульфом Честерским и в третий раз вышла замуж — за Ги де Туара, брата виконта Амори), заручившись поддержкой Филиппа Августа, он собрал своих сторонников и укрылся при парижском дворе. Бесконечная семейная борьба возобновилась. И в который раз в роли арбитра (или, скорее, демона-искусителя) выступал король Франции. Иоанн слишком рано посчитал, что выиграл партию. Он допустил ошибку, потребовав у Амори вернуть ему сенешальство и охрану казны в Шиноне, которые ранее сам же ему обещал и уступил. Такая резкая перемена и нарушение данного слова оттолкнули от него многих бретонских, анжуйских и даже пуатевинских сеньоров, и конфликт вспыхнул с новой силой [543] . В то время как Иоанн наказывал Ле-Ман за то, что тот поддержал Артура, а затем отправился в Руан, дабы препоясаться герцогским мечом Нормандии, Алиенора опустошала анжуйские земли по тем же причинам, что и ее сын:
543
О значимости этого эпизода и роли виконта де Туара см. Collet, J.-Ph., op. cit., dans Aurell, M (dir.), 2001, op. cit., p. 139–164.