Алиса Коонен: «Моя стихия – большие внутренние волненья». Дневники. 1904–1950
Шрифт:
Хоть бы скорее поговорить с Василием Ивановичем. Вот что-то он скажет, а то и в самом деле – уехать скорее, без оглядки, начать новую жизнь!..
Захолустный городок… кривые улицы… деревянный театр с керосиновыми лампочками… Хочется почему-то начать с самого крошечного, затерянного городка…
Тяжело, тяжело, тяжело.
Говорила с Василием Ивановичем. Подробно буду писать после «Бранда».
После «Бранда».
Да, так вот: говорила с Василием Ивановичем.
Сказала ему, что уеду. «Это безумие, и мне кажется, что я в конце концов разубежу вас», потом расспрашивал, как я провожу время, что делаю последние дни. Я жаловалась ему на то, что совсем отбилась от работы, не
Я – комик! Нельзя сострить ядовитее 234 … Потом так вообще говорили… Довольно долго. Да, еще одна важная фраза: «Меня очень интересует ваша психология, хочется пробраться в вашу душу, посмотреть, что там делается…» 235
Когда прощались, он задержал мою руку в своей и, пристально смотря в глаза, вдруг спрашивает: «Когда-нибудь вы мне скажете, что у вас на душе?»
У меня потемнело перед глазами, точно пелена какая-то спустилась: «Скажу, когда-нибудь…» А сама чуть не теряю сознание… Его волосы совсем близко к моему лицу, глаза смотрят так пристально…
234
Нельзя сострить ядовитее… – Цитата из пьесы «Дядя Ваня» А. П. Чехова, реплика Войницкого, адресованная матери в 3-м действии пьесы: «Я был светлою личностью… Нельзя сострить ядовитей!»
235
…еще одна важная фраза: «Меня очень интересует ваша психология, хочется пробраться в вашу душу, посмотреть, что там делается…» – Скорее всего, А. Г. Коонен улавливает (хотя и не комментирует) перекличку слов В. И. Качалова с репликой Тригорина, адресованной Нине Заречной: «Я бы вот хотел хоть один час побыть на вашем месте, чтобы узнать, как вы думаете и вообще что вы за штучка» («Чайка» А. П. Чехова, 2-е действие).
Потом он ушел. А я сидела – думала. И опять, как и после того разговора, сказала себе – «все кончено». Он меня не любит и, конечно, не полюбит никогда. И опять горько рассмеялась над собой…
Эх, жизнь, жизнь! – сложная машина!
Сейчас узнала от Кореневой неприятную вещь: будто Василий Васильевич [Лужский] при Андрюше [М. А. Андреевой (Ольчевой)] сказал про меня – «Коонен с хитрецой: умеет делать глазки директорам». Это такой ужас, такой ужас!
Не хочется верить…
С завтрашнего дня возобновляются после долгого перерыва уроки Самаровой. Что буду делать, чем заниматься с ней – не знаю… Думаю взять Дорину из «Тартюфа». Посмотрю, что выйдет…
Сегодня день прошел серо, безразлично. Днем кружилась в палатке на «Драме жизни», вечером просидела 2 акта на «Вишневом саду», а потом до 1/2 12 гуляли с Кореневой. Погода мягкая, небо ясное, голубое, все в звездах, снег – мягкий, пушистый, серебряный… Изумительная ночь… В такие ночи неспокойно на душе становится, желания какие-то пробуждаются, хочется сделать что-то, уйти куда-то…
После «Бранда».
Тоскливо… мучает то, что время идет, а работа не двигается…
Нет, нет, нельзя так жить! Довольно! «Надо дело делать!» 236 Отбросить все прочь, все личные ощущения и переживания, и начать новую жизнь, трудовую, цельную, хорошую!
Господи, помоги мне…
Сегодня хорошо читала Розу Бернд. Это подняло настроение. Захотелось работать адски…
236
«Надо дело делать!» – А. Г. Коонен почти дословно приводит реплику Серебрякова из 4-го действия «Дяди Вани» А. П. Чехова: «Надо, господа, дело делать! Надо дело делать!»
Только вот одно мучает: Василий Иванович занимается у Адашева, ставит «Одинокие», последнюю сцену Анны и Иоганна, и «Дети солнца» 237 …
Вот когда вспомню об этом – делается больно и обидно.
Сегодня «Дно». Чего-то жду.
После «Дна».
Ничего не было; вечер прошел скучно. С Василием Ивановичем даже не поздоровались за руку.
Говорили сегодня с Владимиром Ивановичем относительно школы. Поставят с каждым из нас по 2 отрывка. Заниматься будут Иван Михайлович [Москвин], Василий Васильевич [Лужский] и Мария Николаевна [Германова]. У меня – один отрывок будет с Марией Николаевной, а другой – не знаю с кем, с Москвиным или Лужским. Очень мечтаю заниматься с самим Владимиром Ивановичем [Немировичем-Данченко]. Мне кажется, тут должно что-то выйти.
237
…Василий Иванович занимается у Адашева, ставит «Одинокие», последнюю сцену Анны и Иоганна, и «Дети солнца»… – Речь идет о преподавании в школе Адашева (Курсы драмы Адашева).
Сегодня шло «Горе от ума». Василий Иванович опять казался равнодушным-равнодушным…
Только приподнял за руку на лестницу – в IV акте, а то даже и не подходил все время.
Кто знает, а может быть, это и к лучшему. Теперь пойдет горячее время – в смысле работы, быть может, это безразличное отношение отклонит и мое чувство в сторону и оно не так будет мешать делу.
Теперь только работа! Ни о чем больше не надо думать.
В воскресенье будем показывать Владимиру Ивановичу [Немировичу-Данченко] все отрывки. Боюсь… Особенно жутко за «Рози». Что-то будет. Очень хочется подготовить Кет 238 .
Все смотрю на Владимира Ивановича. Вспоминаю разговор с Василием Ивановичем – и самой делается жутко – за себя… А вдруг и в самом деле? [Неужели. – зачеркнуто] не устою… В нем столько обаяния…
Но нет, этого не должно быть и не будет!!
А внутри точно бесенок сидит и подзадоривает выкинуть что-нибудь, вот назло Василию Ивановичу. Пусть – не любишь, смеешься, быть может, надо мной в душе – смейся, не достанусь тебе, пусть берет другой!..
238
Кет – возможно, А. Г. Коонен размышляет о роли Кэте Фокерат, героини пьесы «Одинокие» Г. Гауптмана, тем более что в спектакле МХТ роль Иоганна Фокерата (ее мужа) с 1903 г. исполнял В. И. Качалов (вслед за Вс. Э. Мейерхольдом) и, как она выясняет за два дня до этого, сцену из этой пьесы он репетирует как педагог на Курсах драмы Адашева.
Написала, и самой стало гадко и противно! Нет, нет, никогда этого не будет! Даже если Владимир Иванович и сумеет подойти, и разбередит что-то внутри – не поддамся этому, задушу в себе все! Он, он – один… он единственный. В нем – вся жизнь, все счастье. Он и моя работа – это должно слиться в одно прекрасное неразрывное целое. Ничего больше не надо… Ничего не хочу…
Уже несколько дней не виделась с Василием Ивановичем как следует и не говорила.