Алистер Кроули
Шрифт:
* * *
Давление на Кроули было сильным. Передышка пришла на журналистскую вечеринку в июне 1915 года в образе прекрасной поэтессы Джин Робер Фостер. Заместитель редактора «The Review of Review’s», Джин будет одной из самых любимых женщин в жизни Кроули, действуя какое-то время как его «Алая женщина», Сестра Хиларион [236] . Он также называл ее «Кошкой»; она могла мурлыкать и царапаться. Насколько значительна эта любовь, показывает дневниковая запись от 31 мая 1920 года. Жалуясь, что в его стихах нет песни, Кроули спросил: «Неужели она [Джин] действительно разбила мне сердце?» Для Джин он написал книгу стихов «Золотая роза», вдохновленную их интенсивным романом.
236
Джин Роберт Фостер (урожденная
Джин Роберт Фостер в 17 лет вышла замуж за менеджера по страхованию среднего возраста Мэтлока Фостера, затем стала журналисткой и серьезным поэтом. Джин знала Джона Куинна и дружила с Белль да Коста Грин, дочерью первого афроамериканца, получившего Гарвардский диплом [237] . В отрывке из «Исповеди», удаленном редакторами, Кроули отмечает, что Грин была «одной из первых людей, которых я встретил в Нью-Йорке». Это важно. Белль да Коста Грин была личным секретарем Дж. П. Моргана младшего, у которого была частная разведывательная служба. Морган работал с поручительства британской армии. Джин Роберт Фостер могла быть соратником разведки через Грин. Спенс считает возможным, что она была «британским активом» [238] , ведя слежку за непредсказуемым Кроули. Кроули интуитивно понял, что в ней было что-то «фальшивое». Поддержание его прикрытия требовало большой осмотрительности. Собирая материал для своего «Оправдания», чтобы противостоять обвинению Боттомли в государственной измене в 1920-х годах, Кроули вспомнил плохой момент войны:
237
Бель да Коста Грин (1883–1950).
238
«Секретный агент 666».
Осенью 1915 года я поехал в Детройт с Хиларион (Джин Фостер). Спали на одной койке. Во время короткого перерыва для обсуждения она — американка французского происхождения — спросила меня, если я пойду воевать, выберу ли я французские или немецкие окопы. Я уверенно ответил: «немецкие». Я бы не стал ей доверять, поскольку она состояла в частном штате Альберта Шоу, работающего в «The Review of Review's», который был явно настроен против англичан.
Досадный опыт, но это нужно было сделать.
Бель да Коста Грин управляла огромной библиотекой Моргана, недалеко от квартиры Кроули на 29 Ист 36-й стрит. Куинн также был другом Грин; она провела для него следственные работы по выяснению происхождения. Интригует то, что именно Грин Кроули предложил причудливую секретную схему. По крайней мере, она была бы причудливой, если бы мы не знали, что впоследствии произошло с «Лузитанией».
Спенс обращает внимание на предложение Кроули Белль изображать из себя богатого филантропа (например, Моргана-старшего), предлагая взять с собой неимущих, чтобы сформировать идеальную колонию. Оказавшихся в море «колонистов» доставят на борт корабля союзников. Захваченная немецкая подводная лодка затем торпедировала бы пустое судно на мелководье США. Последующее возмущение вынудит правительство принять ответные меры против Германии.
Почему Кроули сделал такое странное предложение управляющей библиотеки? Предложение Кроули подтверждается проведенным Томасом Троем расследованием инвестиций Дж. П. Моргана в военные действия союзников [239] . Белль да Коста Грин фигурирует там как «мистер Грин» в тайных сделках между «шефом рекламы» Моргана Мартином Иганом и Гаем Гонтом из британской разведки. Связь Кроули с Белль, как и с другими женщинами Нью-Йорка, была связана с разведкой.
То, что Кроули представил в фарсовых терминах, вскоре стало трагедией. 8 мая 1915 года немцы торпедировали гражданский лайнер «Лузитания», возвращавшийся из Нью-Йорка в Ливерпуль. Погибло более 1400 мужчин, женщин и детей. Бывший президент Теодор Рузвельт осудил это как «акт пиратства». В интервью газете 1933 года Кроули утверждал, что одним из методов его пропаганды было убедить немцев в том, что высокомерие и насилие — это разумная политика, при этом он побуждал США отказаться от немецкой пропаганды и начать активно поддерживать союзников с целью интервенции. Он писал все более возмутительные пропагандистские статьи:
239
«Дело Гаунта-Уайзмана: британская разведка в Нью-Йорке в 1915 году».
Я подумал, что это хороший план — убедить его [Вирека] защищать самые ужасные зверства Германии, такие как «Лузитания» и убийство Эдит Кавелл. Кажется невозможным, чтобы какой-нибудь здравомыслящий человек опубликовал такую чушь, как я написал для него; но все сработало [240] .
Могла ли решимость Кроули выставить крайнюю жестокость немцев на всеобщее обозрение действительно способствовать тому, чтобы убедить немцев атаковать Лузитанию? Это не только представляет собой моральное болото в контексте войны, но и в принципе не может иметь подтверждения. То, что Кроули стремился убедить высокопоставленных немцев в том, что акты грубого насилия запугают американских руководителей, согласуется с его одновременными усилиями по подрыву немецкой пропаганды.
240
«Аффидевит».
Жорж Ланжелан, автор «Мухи», знал Кроули с начала 1930-х годов. Человек со связями в британской разведке, Ланжелан в 1960-х годах предложил малоизвестному французскому журналу историю, в которой утверждалось, что Кроули признался ему, как он посоветовал немцам нанести удар, который, хотя и может быть объяснен как прискорбный инцидент, тем не менее, продемонстрирует Америке свирепую силу воли Германии [241] . Высокопоставленный немец, предположительно из «Кабинета пропаганды», полагая, что Кроули обладал тонкой интуицией в британском и американском менталитете, передал эту идею в Берлин. По словам Ланжелана, последовало нападение на Лузитанию.
241
«L’agent secret, fauter de paix», Janus № 2, июнь-сентябрь 1964.
Кроули, вероятно, был разочарован тем, что возмущенное потоплением «Лузитании» общественное мнение не сразу вызвало вмешательство правительства. Однако это затопление побудило американское общественное мнение встать на путь враждебности по отношению к Германии и способствовало укреплению доверия к возможным аргументам правительства в пользу участия. Немецкая пропаганда выглядела все более неубедительной, даже зловещей.
По иронии судьбы, сдержанность правительства, вероятно, сыграла на руку Кроули, поскольку его оценка Америки, ошеломленной, даже запуганной этим актом, показала высокопоставленным немцам, что психологическая оценка Кроули была надежной, даже острой, подчеркивая значение Кроули для пропагандистских усилий. Немцы могли сделать вывод, что затопление «Лузитании» заставило американских лидеров проявлять еще большую осторожность в отношении присоединения к усилиям союзников, чем прежде. С чисто интеллектуальной точки зрения психологическое прочтение ситуации Кроули кажется превосходным. Еще одна ирония этой ситуации заключается в том, что его навыки сделали его ближе к врагам, чем к друзьям. Кроули привык к уединению в пустыне.
Идею о том, что затопление было инициативой лагеря Вирек-фон Папен-Бернсторф-Кроули, подкрепляет тот факт, что 1 мая Вирек напечатал в газетах предупреждения о том, что корабли могут быть потоплены в месте, которое Германия назвала своей «зоной боевых действий», советуя американским гражданам, желающим путешествовать по морю, делать это на свой страх и риск. Спенс задает животрепещущий вопрос: заставил ли Кроули Вирека опубликовать предупреждение, которое было чем-то вроде декларации о намерениях? Это соответствовало бы политике адмирала Холла, позволяющей совершаться зверствам немцев, а затем разоблачать преступников. Мы видим такую политику в действии вскоре после того, как доктор Генрих Альберт, тайный казначей журнала Вирека, был разоблачен как шпион после того, как «оставил» свой портфель в поезде в июле 1915 года. Разоблачение Альберта положило начало периоду, ведущему к краху усилий немецкой разведки. Президент Уилсон потребовал от Берлина отозвать капитана Бой-Эда и Франца фон Папена 8 декабря 1915 года. До этого дела Кроули накалились. Нервничая из-за того, что его прикрытие вскоре может быть раскрыто, отчаявшийся Кроули стремился к огласке, чтобы убедить немецких «коллег», что он действительно существует. Он бы привлек их внимание, играя ирландского республиканца до конца и убедившись, что все о нем слышат; если это вызовет волнения в Англии, тем лучше.
* * *
3 июля 1915 года с Лейлой, скрипкой, несколькими журналистами и группой доброжелателей Кроули перешел от Бэттери-парка к Статуе Свободы, объявив себя защитником свободы Ирландии, менее чем за год до ирландского «пасхального восстания» 1916 года. Лейла сыграла «Ношение зеленого», и Кроули разорвал то, что должно было быть его британским паспортом — но не было — бросив его в реку Гудзон со словами: «Erin go Bragh!» — Ирландия навсегда! «The New York Times» поместила статью на обложку.