Алкоголик. Эхо дуэли
Шрифт:
После разговора с Матвеем Матвеевичем благостное настроение оставило Свирина. Муза отлетела. Идеи перестали рождаться. Он вдруг почувствовал, что в его офисе, похожем на подводную лодку, не хватает воздуха. Кондиционеры не спасали.
Поднявшись с кресла, он принялся ходить взад-вперед по кабинету, потому что беспокойство после разговора не давало возможности оставаться на месте. Он подошел к аквариуму и попытался успокоиться, глядя на вуалехвостов. Но и они не успокаивали, наоборот, наводили на мысли о китайских императорах, о сложных иерархиях, о тех, кто занимал самые нижние ступени в этих иерархиях. Золотые рыбки в аквариуме напоминали о Китайской империи, в которой жизнь человека ничего не стоила. Это даже ценностью не считалось. Он посмотрел на свое отражение в стекле аквариума и сказал, будто бы репетируя будущие беседы:
– Какое значение имеют наши чувства? Главное – работа. Мы профессионалы.
Звучало неубедительно. Он повернулся и прошел к столу, тяжело опустился в кресло. Все старо, все повторяется, повторяется без конца. На столе Свирина вновь зазвонил телефон. Звонил Паша.
— Как хорошо, что я тебя поймал!
— Что значит «поймал»! – с полуоборота завелся Свирин, как будто и не проводил тренинги на сдержанность и культуру общения. – Никогда не говори так!
У него была любимая поговорка: «Рыбки ползают по дну, не поймаешь ни одну». А тут вдруг «хорошо, что я тебя поймал!»
— Какая разница! – Паша тоже не сумел ответить спокойно. – У нас проблемы, этот чертов… курьер… Придурок конченый. У него нет того, что должно быть. Только один футляр. А футляр пуст. Что делать?
И в этом был весь Паша. Так он докладывал о своем якобы приятеле, которому обещал помочь. Одному говорил одно, другому – другое. Но всем именно то, что от него хотели слышать, с этого и жил.
— А что ты уже сделал? – резко сказал Свирин.
— Сказал, что приеду и помогу во всем разобраться.
— Значит, езжай и помогай разбираться.
— Разобраться как?
— Разобраться так, чтобы с тобой самим не понадобилось разбираться.
Да, эти телефонные переговоры требовали определенной осторожности. И Свирин подумал, что слово «разобраться» уже давно пора было включить в список запрещенных для телефонных разговоров слов. Это же очевидно. Сколько людей уже на этом слове погорело, причем из высших эшелонов власти.
* * *
Ему хотелось ругаться матом, громко, на весь офис, чтобы услышали даже рыбы в аквариуме. Но сдержался, уже два месяца, как он дал себе зарок не ругаться матом. Нигде и ни при каких обстоятельствах. Таким образом он решил, что сможет выгодно отличаться от своих коллег. Ведь сейчас, куда ни приди, везде мат как единственно возможное средство коммуникаций. Он сдержался, и это придало ему уверенность в себе: если можешь контролировать себя, сможешь контролировать и ситуацию.
А он сможет, сможет контролировать ситуацию, ведь теперь он живет один в комфортабельной квартире, расположенной в одном из кирпично-монолитных домов в Крылатском. Жены нет. Ушла, слава богу. Детей забрала. Совсем хорошо. Теперь никто не мешает. Можно жить, а «когда я стану начальником, я буду молиться на свой пистолет».
Свирин заметил, что про жену он вспоминает в самые неприятные моменты жизни. Сколько крови она ему испортила! Не давала жить! А зачем, спрашивается, женился? Традиция. Каждый нормальный человек должен жениться, у каждого должны быть дети. А зачем? К тому же «на детях гениев природа отдыхает». Вот у Ленина не было детей? Не было. По крайней мере, признанных. И не стыдно перед людьми было. Никто не мог ткнуть пальцем и сказать: «Этот алкаш (придурок, проститутка, тупица – нужное подчеркнуть) – отпрыск великого». А у Сталина? Были дети? Были! И что хорошего? Один позор – Пленный, Алкоголик и Истеричка. Каково было великому человеку видеть такое? И это его плоть от плоти, его кровь. Кошмар.
Свирин вообще пришел к выводу, что женщины и дети специально созданы, чтобы создавать проблемы. А дети ему никогда не нравились, он все никак не мог поверить, что он имеет какое-то отношение к их появлению на свет. А может, и не имел?
С женой пришлось расстаться. Вот это слово «расстаться» как-то пришлось ему услышать от своего знакомого, который был вынужден усыпить старую и неизлечимо больную собаку. Знакомый очень горевал по этому поводу и говорил, что был вынужден «расстаться» со своим любимцем. Свирин тогда подумал, что было бы хорошо, если бы и с женами можно было расставаться вот так – усыпить раз и навсегда.
Вот так, а теперь жена вспоминалась всякий раз, когда что-то в жизни не ладилось. Все-таки зря он женился, испоганила она ему всю жизнь. Сейчас откупался деньгами от них всех. Слава богу, много не просили.
Прежде чем покинуть офис, Свирин постоял у двери, обводя взглядом кабинет, будто видел его в последний раз. Беспокойство вновь овладело им. Вроде бы он умно и хитро рассчитал все ходы, но вот теперь, когда он уже контролировал ситуацию, все сорвалось. Сорвалось из-за идиота, из-за алкоголика, который сам себя контролировать не может!
* * *
— Сейчас ты позвонишь Олегу! – приказал Виктор.
Лика уже знала, что ее похитителя зовут Виктор. А может, и не Виктор… Скорее всего не Виктор, но он ей счел необходимым представиться как Виктор. Ведь надо же как-то обращаться друг к другу.
Он позволил ей сменить испачканную кровью одежду в придорожном платном туалете и все время следил, чтобы она не убежала от него через окно в сортире, который, несмотря, на свою «платность», был жутко вонючий. А она и не думала бежать. Какой смысл, от себя все равно не убежишь. Так даже проще – отдаешь себя на откуп победителю (ведь Виктор значит, Победитель), отдаешься чужой воле. Убьет? Пусть убивает. Никто не будет жить вечно, все умрут. Она давно уже поняла: «кем бы ты ни был, чего бы ни хотел, но если что-то сильно хочешь, то обязательно получишь не то, что хотел. Разочарование ждет в конце всего».
Теперь Виктор заставлял ее звонить Олегу, он совал ей в руку мобильный телефон и объяснял, что делать:
— Мы сейчас позвоним Олегу. Ты скажешь, что с тобой Медуза, а потом повесишь трубку.
— Кто со мной? – Лика вспомнила свое первое впечатление от похитителя, он тогда напомнил ей омерзительную морскую тварь, выброшенную волной на берег. – Так кто со мной? – переспросила она. – Медуза? А Медуза – это кто? Медуза – это вы, Виктор?
— Неважно, – поморщился он, – скажешь, что с тобой Медуза.
— Так вы Медуза?
— Заткнись, – он замахнулся на нее. – Будешь говорить, что я сказал. Считай, что Медуза – это пароль.
— И все?
— Этого достаточно.
Господи, как же он ненавидел свое скользкое погоняло. Даже в этом не повезло! При слове «Медуза» сразу вспоминалась конвойная собака, которая исполняла роль охранника и, когда ее дергали за поводок, громко лаяла, а он должен был отвечать: «Здрасте, гражданин начальник!»
— Наберите номер, я скажу, – Лика согласилась позвонить Олегу. Она всегда знала, что пионера-героя из нее не выйдет. И в детстве очень переживала по ночам после рассказов учительницы о том, как молодой подпольщице пилили позвоночник пилой, но она никого не выдала и умерла со словами «За Родину!». Лика знала, что одного вида пилы хватило бы, чтобы она забыла о Родине. Ей было ужасно стыдно, что она может стать предательницей. В детстве от этого стыда она плакала под одеялом. И для себя она даже решила, что сделает, если начнется война. А война, как объяснила ей старшая подруга, должна была начаться с Китаем. «А китайцы очень жестокие», – расширив глаза объясняла ей подруга, утомленная игрой в «резиночку». В случае войны с Китаем Лика в первый же день запланировала самоубийство вместе со старшей подругой, чтобы жестокие захватчики никого из них не смогли мучить и чтобы никто никого не предал.