Алкоголик. Эхо дуэли
Шрифт:
Лучи апрельского солнца пробежали по унылой комнате и окутали спящего Абзаца золотой сеткой.
Комната наполнилась солнечным светом. Но новый день не нес с собой ни сил, ни надежды… Так думал Олег Шкабров, он же Абзац, и вслед за этими мыслями перенесся в самый ранний период своего детства. Вспомнилось ему раннее утро. Он представил себя маленьким пухлым пузаном, лежащим в постели, и слышится ему ласковый голос мамы над самым ухом: «Олежка, Олежка, вставай! Опоздаешь в школу! Смотри, отец узнает, будет тебе…» Слышит он этот голос и не может понять, во сне это или наяву, нет сил раскрыть глаза, так крепко разоспался. И уже кажется, что это вовсе не голос мамы, что это не она наклонилась над ним и прикасается к его плечу, а отец тормошит и ругает его, голос его раздается все сильнее и сильнее, и уже зависла в воздухе тяжелая рука, готовая обрушиться на Олега за то, что он не просыпается. В этот момент вбегает в комнату мама, хватает отца за руку, прося не бить сына.
Тяжесть отцовской оплеухи Олегу доводилось испытывать частенько, причем слезы матери и причитания бабушки не всегда обладали действием громоотвода.
Он проснулся словно весь избитый, кое-как поднялся, посмотрел на себя в зеркало… Из зеркала на него смотрел небритый тип с сумасшедшими глазами.
«Похмелиться» – была первая мысль Абзаца после пробуждения. Он вышел на крыльцо. Помнится, вчера пили на летней беседке, там еще стояли остатки вчерашней трапезы, но еда его не интересовала, о ней даже страшно было подумать.
Он заметил Николая, который бодро умывался под железным рукомойником, висящим на дереве.
— Как спалось? – приветствовал он Абзаца. Чувствовалось, что у него нет проблем с похмельем. Он пофыркивал, как тюлень, и утирался махровым полотенцем.
— Нормально, – ответил Абзац.
— Вижу, что не совсем.
— Не совсем, – согласился Абзац и стал изучать бутылки, стоявшие на столе в беседке.
— Подожди, сейчас принесу, – понимающе сказал Николай, повесил полотенце на гвоздь и направился в дом.
Вернулся с запыленным «мерзавчиком» армянского коньяка.
— Ого, – присвистнул Абзац, – еще с советских времен запасы?
— Что-то вроде того…
Абзац заметил под столом разбитый стакан.
— Я разбил?
— Сам разбился, – миротворчески заметил Николай. – Наливай.
Николай подвинул ему одноразовый стаканчик. «Вот уже благо цивилизации», – подумал Абзац.
Дрожащей рукой он взял одноразовый стакан и возблагодарил Бога и эту щедрую руку, налившую ему коньяк с утра.
Абзац закурил. Жизнь налаживалась.
— А что это за дерево? – Абзац кивнул в сторону рукомойника.
— Грецкий орех.
— И орехи есть?
— Еще какие, ты их вчера ел.
— Ааа… – протянул Абзац, – хорошие орехи.
Он ничего не помнил про вчерашние орехи. Хотя что тут думать – орехи не главное в жизни. От коньяка внутри все потеплело, как будто он был горячим. Дрожь прошла. Отпустило, теперь можно было заниматься своими делами. Он вспомнил рябиновую на коньяке. В критической ситуации это не самый худший вариант. У него появилась мысль, что иные крепкие напитки хорошо пить там, где их делают. Пить виски в Предгорном районе, сидя в старой деревянной беседке, увитой виноградом, – форменный снобизм.
«Надо собираться, – думал Абзац, прогоняя от себя остатки похмельного синдрома. – Выход должен быть там, где был вход. Футляр от пистолета, конечно, красив – внутри бархат и все такое, но он пуст… Если Одиссей в баре собирался показать ему пистолет, значит, пистолет был на месте. Он тогда еще, помнится, сказал, что пистолет приносит несчастье владельцу, а с ним до сих пор все в порядке. Одиссей говорил, что любит рассматривать этот пистолет системы Кухенройтера, что это красивое оружие. Что было дальше – известно, то ли звезды на небе неудачно расположились для Одиссея, то ли сбылось пророчество о том, что пистолет, из которого застрелили поэта, приносит смерть владельцу, но Одиссей умер. Погиб заколотый отравленным кинжалом человек, который вознамерился стать следующим владельцем пистолета. А самого пистолета нет. Есть только футляр. Футляр пуст. Значит, начинать надо все сначала». Абзац попросил своего нового знакомого Николая подкинуть его на своей «копейке» к злополучному бару.
— Можешь сам съездить, – неожиданно предложил Николай, – дам тебе ключи от машины. Ты же вернешься?
— Вернусь? – Абзац вспомнил, что никогда не надо возвращаться. – Да, конечно, но я же…
— Выпил, – подсказал Николай.
— Ну, да…
— Ничего страшного, никто тебя не остановит.
— Никто меня не остановит, – будто бы сам для себя повторил Абзац.
Конечно, не остановит – его трудно остановить. Если есть цель, он всегда до нее дойдет. Он победитель по своей сути. Как пел Высоцкий, «если я чего решил, то выпью обязательно» – вот тоже песня о верности принятому решению. А сколько раз он, Абзац, угонял такие вот ухоженные «копейки», когда этого требовали интересы дела. Угонял, потом бросал…
Николай отправился в гараж и вышел с ключами от «копейки»
— Так ты едешь? – Николай не спрашивал, когда он вернется.
— Еду!
Ожидая, пока Николай откроет зеленые деревянные ворота, Абзац еще раз удивился: воздух был настолько чистый, что закружилась голова. Впрочем, голова последнее время кружилась часто, и не только от чистого воздуха. Но вот проехал по улице мотоцикл, поднял облако пыли – воздух перестал удивлять своей чистотой.
— Счастливо!
Перед баром Абзац постоял, покурил. Такая хорошая погода. Так не хотелось сейчас никаких разборок…
Бармен с презрительно скучающим видом пожевывал деревянную зубочистку. В баре был единственный посетитель, скучавший над мутным стаканом с каким-то пойлом, которое, видимо, претендовало на то, чтобы его именовали коньяком.
Жужжала и безнадежно билась о стекло муха. Ничего не указывало на то, что совсем недавно здесь лежал труп с перерезанным горлом.
Абзац подошел к стойке и посмотрел на бармена в упор.
— Не узнаешь?
Бармен придирчиво оглядел его и буркнул что-то невразумительное.
— Узнаешь?
Бармен кивнул и перекинул зубочистку с правого угла рта в левый.
— Где пистолет?
Бармен презрительно фыркнул.
Абзац резким движением отшвырнул в сторону недокуренную сигарету, сделал шаг вперед и въехал бармену по зубам, разбив костяшки пальцев и не почувствовав при этом боли. Удар был приличным, и полтора барменских зуба навсегда покинули ротовую полость. Главное – бить резко и точно. Бледный от бешенства бармен бросился на Абзаца. Но Абзац успешно повторил свой фокус – правой рукой изо всех сил ударил его под дых, а левой по зубам.