Алкоголик. Эхо дуэли
Шрифт:
Но, несмотря на разговоры о пьяном ежике, в магазин они заехали и две бутылки настойки «Рябиновая на коньяке» купили. Машина выехала за город. Вдоль дороги были заметны нарзанные источники – неприглядные будки, из которых прямо на землю лилась целительная жидкость. И не только вдоль дороги были целительные источники, в этом Абзац убедился на собственном опыте.
Раньше (теперь казалось, что это уже было не в этой жизни), выпив какую-нибудь гадость вне дома, Абзац, вернувшись домой, запивал ее виски. Эта процедура называлась у него «восстановить кислотно-щелочной баланс». Да, было время. Жил он тогда в пятикомнатной огромной квартире, в которой никогда не было гостей, потому что он никому не верил и всех опасался. В спальню, выдержанную в холодноватых серебристо-белых тонах, он не мог
От судьбы не уйдешь. Поэтому надо быть проще и радоваться жизни. Какая разница – где жить, что пить? В машине он открыл одну бутылку и, «восстановив баланс» рябиновой на коньяке, по-новому стал вглядываться в мелькающие за окном пейзажи – все стало радостным, почти веселым и вызывало любопытство.
— Где мы едем? Что за запах? – Абзац всегда был сверхчувствительным к запахам всякого рода. Это ему иногда помогало в жизни, а иногда очень мешало.
— Здесь когда-то были скотомогильники. Жуткое место, – ответил Николай.
— А это что? – поинтересовался Абзац, указывая на заброшенный остов строения.
— Полуразрушенная свиноферма. А может, МТФ, как у нас говорят, – молочно-товарная ферма.
За машиной увязалась стая отчаянно лаявших собак – сказал бы, что кавказские овчарки, да уж больно худые.
— Дикие собаки?
— Ага, – ухмыльнулся Николай, – дикие собаки динго… Все мы становимся дикими, когда сбиваемся в стаю. Только они полудикие.
Живут в степи при полевом стане. Там человек шесть-семь живут и работают – трактористы, комбайнеры. Летом люди занимаются пшеницей, кукурузой, подсолнечником, а зимой уезжают. Остается один сторож и собаки. И больше никого. Собаки дичают, конечно, но своих знают. Их если и кормят, то очень мало, поэтому они промышляют в основном охотой – то зайца придушат, то тушканчика.
— Да, – вздохнул Абзац, – полудикое состояние мне тоже знакомо.
— А ты женат? – неожиданно спросил Николай.
— Нет, бог миловал…
— И правильно, – согласился Николай, – я вот тоже не женат. Есть люди, которые созданы, чтобы жить одни. Одиночки. Только горе, когда такие надумают семью создавать, жениться, рожать детей. Вот у нас в станице мужик жил. Кличка у него была Камышок. Угрюмый такой был, смурной, черный весь, а кличка ласковая – Камышок. Он когда уходил от жены, то в знак того, что не вернется, кобеля своего убил, сварил и съел. Поел собачатины на том месте, где жила жена, – как знак, что он на это место не вернется. Стал жить отдельно, слепил себе домик. А жена к нему снова пришла, он ее выгнал. А потом ему стало мерещиться, что она приходит, когда его нет дома, поедает все, что у него есть, ищет деньги. И он устроил самострел. Одноствольное ружье привязал к столбу, который подпирал крышу, шнурок к двери. Ружье прямо на уровне человеческого роста проволокой примотал к столбу. А потом забыл об этом устройстве. Возвращался домой, открыл дверь – а ему прямо в упор, в лоб. Так и кончился.
— Да, такой вот Камышок, – протянул Абзац, глотая очередную дозу рябиновой на коньяке. – Интересные тут люди живут. Можно сказать, замечательные.
Как-то сами собой у Абзаца стали закрываться глаза, он начал дремать в машине.
— Устал? – сочувственно спросил Николай.
— Да!
— Поехали, помоемся.
— Да куда ж мы поедем? В баню? – Абзац уже выпил грамм сто пятьдесят рябиновой, и ему было комфортно, хотя в баню не хотелось.
— Поедем в степь! Там скважины есть. Оттуда пробила артезианская вода, и она фонтанирует.
— Да она же, наверное, холодная?
— Да ты что! Это горячие скважины. Тебе не то что не холодно, тебе горячо будет.
Пока приехали, совсем стемнело. Южные вечера темные. Совсем еще рано, а кажется, что уже глубокая ночь. Подъехали к скважинам. И вдруг визг. Фары высветили две обнаженные фигуры. Из скважин как фонтан струя бьет, будто из пожарного шланга. И при падении на землю разбивается. А под струей женщина и мужчина – голые, молодые. Тоже приехали купаться. Женщина завизжала, мужчина заругался. Повернули.
— Здесь еще одна скважина есть.
Подъехали. А эту скважину можно определить по пару – фары светят, и видно, где пар стоит, туда и ехать надо. Степь же ровная.
Разделись и под струю. И тут же Абзац чуть не ошпарился. Горячая струя бьет метров тридцать длиной, а потом падает на землю.
— Вода 57 градусов. Ты отойди туда, где она падает на землю. Во время полета вода остывает, и при падении она уже терпима.
Как было приятно купаться. Горячая минеральная вода. Горячий нарзан! И под струей хорошо. Искупались. Хорошо стало. Сели в машину. Николай спросил:
— Ну что, полегчало?
— Усталость как рукой сняло.
— Здесь много этих скважин.
— А что это за вода такая целебная?
— Это горячие источники, с глубины примерно 1200 метров. Геологи бурят разведочные скважины. А потом эти скважины положено глушить – либо зацементировать, либо навернуть такой стальной колпак. Ну, напор-то снизу большой, и вода пробивает себе дорогу. И, несмотря на то, что скважины заглушены, вода находит себе дорогу и фонтанирует. Потом геологи приезжают и поправляют.
Вдоль дороги стояли будки, из которых непрерывно течет нарзан. Так же как в тех местах, где курортники ходят со стаканчиками. Вода же непрерывно льется, льется, льется. Благодатный край, только нет тут покоя!
Глава 6
После ухода жены Вадим Свирин пользовался исключительно услугами девушек по вызову.
Но любовь за деньги надоедала. Ведь ее, эту любовь, может купить любой – дурной, хромой, больной… Любой. Были бы деньги.
А Свирин был не «любой», он был исключительным. А исключительных мужчин должны любить не только за деньги, но и за исключительность. Свирин принадлежал к числу тех удачников, которые никогда ни в чем не нуждаются, никогда ничего не делают, а только стригут купоны, чтобы обменять их на деньги. Денег хватало. Но продажная любовь поднадоела. Потянуло на приключения. Тем более что уже несколько дней подряд Вадим Свирин стал замечать, что между 2–4 часами, когда он выходил из ресторана после обеда, непременно мелькала мимо него стройная, одетая с изящной стильностью брюнетка, отвечающая на его вызывающий взгляд улыбкой.
В тот день в ресторане Свирин был настроен скептически и заспорил с Пашей, который утверждал, что толпа, серая масса становится с каждым годом равнодушнее и, следовательно, менее восприимчива к различного вида явлениям общественной жизни, чем прежде.
— Это называется усталость от реформ. Люди уходят в свою частную жизнь, и их не интересует ничего, кроме урожая помидоров на даче либо заработанных денег. Ну, еще секс… Он спасает, – говорил Паша.
— Ну, еще чего! – с неудовольствием протянул Свирин и скривил лицо в презрительную гримасу. – Толпа была и будет восприимчива, только подкидывай ей время от времени свежие идеи. Но тебе это понять не дано. У тебе другие планы. Ты должен вылететь на Кавказ, найти этого придурка. Я просто нутром чувствую, что пистолет у него, просто он крутит что-то, выгадывает. Набивает себе цену, торгуется. А может, хочет кинуть нас и загнать пистолет коллекционерам. Но нам-то пистолет нужен для иных целей… Поэтому я думаю, твоя задача несложная – найти придурка, забрать пистолет…