All you need is love…
Шрифт:
— Но все увидят… — прошептала Лили.
— Подружка, я не понимаю, — серьезно сказала Стоун. — Вы со Снейпом пять лет были не разлей вода, а теперь ты внезапно паришься потому, что вас могут увидеть вместе?! Мой тебе дружеский совет — сперва своих тараканов выдрессируй, а потом уже иди мириться, а то он ведь добрый, может от избытка чувств и Авадой запулить!
Пока Лили переваривала эту тираду, Стоун удалилась, насвистывая. Она всегда свистела или напевала одну и ту же мелодию, даже я начал себя ловить на том, что мычу ее себе под нос, когда выполняю какую-нибудь монотонную
— Хей, — услышал я за спиной знакомый голос, сев в Хогвартс-экспресс. — Ты с вокзала далеко поедешь?
Стоун плюхнулась на сиденье напротив.
Я покачал головой. До дома мне от вокзала было рукой подать, другое дело, что мне туда вовсе не хотелось.
— А ты?
— Ну… — Стоун посмотрела в окно, улыбнулась и произнесла: — Пару дней побуду у бабушки, а то она причитать будет. А потом поеду за предками.
— Не понял… А где они?
— А черт их знает, — честно ответила она. — Теоретически — должны быть где-то в Уэльсе, но не угадаешь, куда именно их понесло. Да ладно, найдутся как-нибудь.
— Опять не понял, — сказал я.
Стоун посмотрела на меня, потом выудила из-за воротника какой-то значок на цепочке. Больше всего эмблема напоминала птичью лапку, вписанную в круг.
— Не видел такого?
Я помотал головой.
— Ну ты даешь… Это «пацифик», символ мира, — серьезно произнесла она. — О хиппи ты тоже не знаешь, я подозреваю?
Я вынужденно признал, что если и слышал что-то, то не запомнил.
— Бог мой, ты что, даже «Битлз» никогда не слышал? — поразилась Стоун. — Ну напряги извилины, вспомни — «все, что тебе нужно, это любовь»! Британец, чтоб тебя!
— А, так вот что ты постоянно насвистываешь! — осенило меня. — Я же чувствую, что-то знакомое, только у меня слуха нет, да и музыкой я не интересуюсь… Так родители-то твои где?
— Да говорю, не знаю. Мама у меня американка, — сказала Стоун, поигрывая «пацификом», — они с папой познакомились на каком-то фестивале, тогда движение только начиналось. Мама и решила остаться тут, двигать это дело в массы. В процессе как-то незаметно родилась я, а предки так и колесят по Британии на своем фургоне с кучей приятелей… Нет, со временем меня пришлось отдать бабушке, чтоб я в школу ходила, но летом я всегда была с ними! И знаешь, — хихикнула она, — хоть они все того… я все равно знала больше любой первоклашки. Читать, писать и считать я так уж точно умела, а вот за цитаты из кое-каких писателей меня чуть из школы не выперли, ну и бабушка все норовит изгнать из меня бесов.
— А как ты намерена искать родителей? — спросил я.
— Я примерно знаю, куда они отправились, туда и рвану. А там расспрошу, их трудно не заметить.
— Но как?..
— Автостопом, — покосилась она на меня. — Дел-то куча. Я как-то раз всю Ирландию этак проехала.
— Погоди… — я почесал в затылке, — но тебе всего пятнадцать!
— Уже шестнадцать.
— Ну это сейчас, а прежде? Неужели не страшно было?
— Не-а, — беззаботно ответила Стоун. — Это прикольно. Главное, знать, кого тормозить. Лучше всего на дальнобойщиках ездить: они в курсе, где срезать, всегда подскажут, что да как, еще и
Я помолчал.
— Кэнди, — я впервые назвал ее по имени, — а тебя за волшебство наказывали?
— Кто? — изумилась она.
— Родители.
— Ох, Северус, — она скинула туфли и забралась на скамейку с ногами. — Видишь ли, в нашем фургоне трезвым — и то не всегда — бывает только водитель. Остальные — кто выпил, кто накурился, кто еще чем закинулся… Поэтому если утром вдруг оказывается, что фургон внезапно оброс синей шерстью, покрылся ромашками или сделался леопардовым, то кто-нибудь говорит: «чуваки, вот это круто, кто придумал, колитесь!» Но, разумеется, никто ничего не помнит. Летающей посудой или там пожарчиком тоже никого не удивишь. Какое уж тут наказывать! — Кэнди помолчала. — Тебе влетало, да?
— От отца. Он маггл. Да и теперь перепадает.
Она снова умолкла, а потом сказала:
— Я уезжаю послезавтра. Хочешь, давай со мной? Вдвоем веселее, я тебе свой адрес дам, приходи. Только оденься попрактичнее и возьми, на чем спать. А насчет пожрать по пути сообразим. Держи на удачу.
Она протянула мне сплетенный из ниток и бисера черно-желтый браслетик.
Я промолчал. Мне очень хотелось побыть с мамой, вот только к ней, повторюсь, прилагался отец. И одиночество, потому что Лили со мной больше не было…
Часть 2
Через день я стоял у калитки благопристойного домика на окраине города и терпеливо ждал. Вот хлопнула дверь — появилась Кэнди с разрисованным брезентовым рюкзаком за плечами (к нему была приторочена скатка), в длинном свитере невероятной расцветки, потертых джинсах и кроссовках. Она помахала кому-то невидимому — бабушке, наверно, — и выскочила на улицу.
— А я уж думала, ты не придешь, — преспокойно сказала она. — Пошли! Научу тебя машины ловить…
Волосы она заплела в две косы, наверно, чтобы не мешали.
— На, напяль хайратник, чтобы лохмы в глаза не лезли, — словно прочла она мои мысли и сунула мне вышитую тесемку. — Да не так, дай, я сама… Ну вот, на человека уже отдаленно похож!
С пятой попытки рядом с нами остановился громадный грузовик.
— Дядь, подкинь, а? — весело попросила Кэнди.
— Залазь! — раздалось из кабины.
— Только мы пустые!
— А я что, полный? Залазь давай, мне еще щебень с карьера забирать…
Водитель, к слову, оказался очень даже полным. А я никогда не ездил на грузовиках, и мне было немного не по себе…
Общий язык с Кэнди они нашли через пять минут, потом она покрутила колесико настройки радио, и эти двое во весь голос принялись подпевать «Битлз». Кажется, я возненавидел эту группу до конца дней моих.
Способности Кэнди трепаться без остановки я мог только позавидовать. Если честно, я подумывал, как бы так наложить на водителя заклятие забвения, чтоб никто не заметил, но этого не потребовалось: он остановился на заправке, где нашлась забегаловка, угостил нас горячими бутербродами и газировкой да и уехал восвояси, дальше нам было не по пути.