Алла Пугачева. Жизнь и удивительные приключения певицы
Шрифт:
«Примерно два раза в месяц, – говорил Орбакас, – у нас в училище бывали специальные просмотры. Показывали фильмы Бастера Китона, мультфильмы Диснея, многое другое, что не было предназначено для широкого зрителя. Туда, естественно, ходили и мы с Аллой. Однажды, когда она была уже на приличном сроке, мы смотрели какую-то комедию Чаплина. Алла хохотала, как сумасшедшая, и потом сказала мне, что чуть не родила раньше времени».
Однажды в конце мая 1971 года Миколас вернулся домой с репетиции в Театре эстрады, бледная Алла лежала на кровати:
– Кажется, начинается.
Роддом был рядом – как раз возле той столовой, где
– Возьмите мне книжку хоть какую-нибудь почитать, – жалобно попросила Алла.
– Да какая тебе там книжка, Алена?! – воскликнул Борис Михайлович.
– Возьмите, возьмите.
Миколас схватил первую попавшуюся – повесть какого-то датского писателя «Кристина». Это название так и запечатлелось в его возбужденном мозгу.
Утром пришли в роддом, узнали, что схватки усилились. В легком жару после тревожной бессонной ночи Орбакас отправился на репетицию в Театр эстрады. Каждые пятнадцать минут он выбегал, чтобы позвонить в роддом.
– Миша, да что с тобой, в конце концов? – раздраженно спрашивали его.
– Ничего, ничего, я сейчас вернусь…
После очередной такой внезапной отлучки, когда все уже были злы из-за того, что репетиция провалилась, Миколас вбежал и с глупой улыбкой воскликнул:
– У меня дочка родилась! – и добавил, – Кристина!
Примчавшись к роддому, взбудораженный отец вызвал Аллу к окошку, благо было уже по-летнему тепло:
– Ну, как там Кристина?
– Какая еще Кристина? – слабым голосом откликнулась молодая мать.
– Наша, наша Кристина! – Миколас даже чуть подпрыгнул.
– Да что за дурацкое имя! – возмутилась Алла.
Но если Пугачёва быстро смирилась с именем, то ЗАГС оказался серьезным препятствием. Сперва там никак не хотели фиксировать фамилию Орбакайте: мало ли что там у них в Литве принято? Когда эту проблему решили, начались разногласия из-за имени. В советских «святцах» почему-то была только форма «Христина». Куда-то позвонили, уладили. И, наконец, когда уже оставалось вписать отчество, Миколас произнес – Эдмундовна.
– Да что вы мне тут голову морочите? – возмутилась регистраторша. – Вы в Советском Союзе живете? Значит, отчество присваивается по первому имени отца. А если бы у вас их десять было?
– Но Кристина Эдмундовна красивее.
Когда Криське было месяца три, Аллу пригласили записать одну песню для нового фильма Шукшина «Печки-лавочки». (Там есть эпизод, когда герои едут в поезде и по радио звучит песня – вот ее и исполнила Пугачёва.)
Алла очень волновалась во время записи: мало ли что произошло с голосом после родов, да и потом несколько месяцев она практически ничем не занималась, кроме Кристины. Маленький музыкальный фрагмент записывали целый день.
– Из-за всех этих беспокойств у нее пропало молоко, – рассказывал Орбакас. – Слава Богу, что примерно в тоже время родила наша соседка с первого этажа. У нее грудного молока было полно, так что у Кристинки завелась кормилица.
Но, с другой стороны, как ни цинично это прозвучит, Алла приобрела определенную свободу. Дочку могли покормить и Миша, если оказывался дома, и, само собой, Зинаида Архиповна.
И тут очень кстати возник ее знакомый по цирковому училищу Олег Непомнящий. Он тогда стал режиссером нового вокально-инструментального ансамбля «Москвичи». Солистом взяли певца Юлия Слободкина. Требовалась солистка. Непомнящий вспомнил о Пугачёвой. Отправился к ней домой. Вот как он сам писал об этом: «Поднявшись по ветхим ступеням, я постучал, и Алла сама открыла мне дверь. Из квартиры пахнуло умилительными детскими запахами – глаженого белья и кипяченого молока. Во всем ее облике сквозила бесконечная усталость, будто бы каждое движение давалось ей с трудом. Как все творческие люди, она тяжело переносила образовавшуюся вокруг нее пустоту. Работа была ее главным стимулом в жизни, она не могла, не умела быть счастливой одними семейными заботами, ни любовь к мужчине, ни любовь к дочери не могли поглотить ее целиком, без остатка. Возможно, она сознавала это и мучилась чувством вины за то, что она не такая, как все "нормальные" женщины, пыталась обуздать себя и соответствовать образу идеальной матери.
Я сбивчиво, то перескакивая с пятого на десятое, то вдруг вдаваясь в ненужные подробности, объяснил ей цель своего визита, закончив свою речь решительным предложением о совместной работе. Она сопротивлялась мне, как Ева сопротивлялась обаянию змея-искусителя:
– Ты что, с ума сошел! У меня маленький ребенок! Кто с ней будет нянчиться? Ты, что ли?
– А хоть и я! – парировал я в запальчивости и тут же сообразил, что это заявление вряд ли сойдет мне с рук…».
Если верить Непомнящему, в «Москвичах» Алла рьяно взялась переделывать всю режиссуру программы. Пишет он об этом очень осторожно, но строки вибрируют старой обидой.
Альянс со Слободкиным имел успех. Журнал «Музыкальная жизнь» писал: «Настоящим событием в нынешнем эстрадном сезоне стало появление молодого вокального дуэта Аллы Пугачёвой и Юлия Слободкина. Кроме отличных голосов, несомненного драматического дарования (каждая их песня – маленький спектакль), они обладают качествами, в последнее время не так уж часто встречающимися на эстраде: в дуэте Аллы Пугачёвой и Юлия Слободкина мужчина – мужествен, а женщина – женственна. От их искусства веет чистотой, трепетностью, влюбленностью».
Впрочем, из «Москвичей» женственная женщина быстро ушла, хотя с Непомнящим ей еще многое предстояло сделать. А потом, много-много позже Непомнящий вплотную займется и Киркоровым.
Глава 13
Оркестр Лундстрема
Добрынин
Илья Резник
Развод
– Это была такая скромная девочка, – улыбался в седые усы Олег Леонидович Лундстрем. – Мы ее прослушали и сразу взяли. Помимо несомненных музыкальных достоинств, я сразу оценил дисциплинированность Пугачёвой, хотя теперь у многих такой факт может вызвать большие сомнения».
Пугачёву пригласили в оркестр Лундстрема, который уже тогда был легендарным.
Тут хочется на мгновенье отвлечься и рассказать о встрече автора с Лундстремом, ибо эпизод тот дорогого стоит.
У оркестра тогда была репетиционная база в запущенном ДК завода на Нижней Красносельской улице.
Олег Леонидович мелкими шажками вошел в неуютную комнату со шкафами и афишами – что-то вроде кабинета. Там было несколько человек, разговаривали. Там же ждал его и автор этих строк.
Лундстрем поздоровался с молодым журналистом («Про Аллу? Да-да…»), рассеянно посмотрел вокруг и вдруг удалился. Примерно через минуту он вернулся, с трудом держа в руках старый стул: