Аллигатор
Шрифт:
Сергеев обессилено сел за стол и с нескрываемой ненавистью посмотрел на сокамерников.
— Если кто из вас подойдет ко мне — убью, — произнес он.
Раздался дружный смех. Один из сокамерников соскочил с койки и, выставив перед собой заточку, пошел на него.
— Сейчас мы посмотрим, какая у этой твари кровь.
Вслед за ним с коек поднялись еще несколько человек…
Очнулся он под утро. Все тело его нестерпимо болело и каждое движение приносило физическую и моральную боль. Что лежит около параши, понял сразу. Сильный
— Вот и «петушок» очнулся, — произнес один из мужчин. — Однако почему-то не поет, не будит нас на завтрак. Эй, «петушок», прокукарекай подъем братве.
— Не буду.
— Что значит «не буду»? Ты знаешь, что бывает с теми «петухами», которые отказываются это делать? Все правильно, их забивают на суп. Так что, перед тем, как открыть свою пасть, педераст, немного подумай о последствиях.
Сергеев приготовился к тому, что сейчас может повториться то, что с ним сделали эти люди прошлым вечером. Он как затравленный зверь забился в угол. Немного подумав, встал на ноги и, взмахнув руками, как это делает петух своими крыльями, закукарекал. Осужденные схватились за животы, и тишину камеры потряс взрыв хохота.
— Запомни, «петушок», теперь будешь кукарекать каждый час. Пропустишь — ответишь.
Звякнула створка «кормушки». Дверца открылась, и в отверстии показалось сытое лицо «баландера».
— Давайте миски, завтрак, — выкрикнул он.
Сергеев хотел первым подставить свою миску под большой черпак, в котором была перловая каша с кусками какой-то рыбы, однако сильный удар в челюсть опрокинул его на бетонный пол.
— Куда лезешь, «петух гамбургский», ты у нас последний в этой очереди, — произнес сокамерник. — Ты не удивляйся, это опущенный, — пояснил он баландеру.
— Все понятно, — ответил разносчик пищи.
Сергееву он положил половину положенной ему нормы. Алексей хотел было возмутиться, но вовремя одумался. Он злобно посмотрел на баландера и, промолчав, направился со своей миской к столу.
— Ты куда прешь? Здесь обедают честные арестанты. Твое место у параши, — сказал все тот же арестант. — Если подойдешь к столу, вмиг отоварим.
Алексей поплелся к параше и, устроившись рядом с унитазом, стал с жадностью поглощать пищу.
После обеда его вызвал оперативник. Сергеев вошел в кабинет и остановился у двери.
— Осужденный по статье сто семнадцать, часть два Сергеев Алексей Васильевич, — произнес он.
За столом сидел молодой старший лейтенант внутренней службы и с интересом смотрел на него.
— Я слышал, что тебя опустили блатные?
Сергеев замялся. Он просто не знал, сознаваться ему в этом или нет. Он еще не разобрался в этом арестантском мире и сейчас боялся, что ответом может навредить себе.
— Чего молчишь? Или потерял дар речи после вчерашнего? Ты, Сергеев, не расстраивайся, не ты первый, не ты последний, с кем поступают так. Просто твоя статья не в почете у местной арестантской братвы. Я не стану тебя уговаривать, так как деваться тебе просто некуда. Ты «обиженный», и теперь это пятно на тебе будет до конца твоих дней. На воле ты можешь еще стать каким-то авторитетом, но стоит тебе переступить порог хаты, ты добровольно должен лечь у параши. Если ты это забудешь, то тебе обязательно напомнят.
— Ну и как мне теперь жить все эти семь лет? Они же меня убьют!
— А ты сам подумай об этом. Если ты поднимешься в зону, то драть тебя там будут каждый божий день. А это значит, что мы, то есть администрация следственного изолятора, являемся твоими защитниками. Но мы защищать тебя просто так не намерены, для этого ты должен помогать нам.
— То есть вы мне предлагаете…
— Ты все правильно понял, Сергеев, — произнес старший лейтенант. — Красивой и хорошей жизни я не обещаю, но могу гарантировать тебе жизнь. Это тоже много значит для тебя, Сергеев. Если пожелаешь, могу перевести тебя в другую хату, но там произойдет то же самое, но еще более жестко.
— А если я откажусь?
— Сегодня откажешься, а завтра сам приползешь ко мне на коленях и со слезами на глазах будешь просить меня о защите. Ты сам знаешь — я могу тебе помочь, а могу и не расслышать твоей просьбы. Без меня ты через месяц залезешь в петлю. Шансов выжить без меня у тебя практически нет.
Уговаривал он Сергеева недолго. Предложил присесть за стол и протянул ему чистый лист бумаги.
— Пиши. Я, такой-то, обязуюсь добровольно помогать администрации следственного изолятора, выявлять лиц, злостно нарушающих установленную законом дисциплину, сообщать об укрытых ими преступлениях. Написал? Пиши дальше — все свои сообщения буду подписывать псевдонимом… Придумай чего-нибудь сам.
Сергеев закончил писать и протянул ему обратно лист бумаги. Старший лейтенант прочитал и усмехнулся.
— А почему так грозно — Аллигатор?
— А потому, что я их ненавижу. Я бы их всех порвал на части и съел.
— Тогда все ясно. Запомни, Аллигатор, что сейчас твоя жизнь в твоих руках. Если проколешься, то они порежут тебя на маленькие кусочки и спустят их в унитаз.
— Я не маленький и все хорошо понимаю.
— Тогда попей чаю с конфетами и обратно в камеру. Если будут спрашивать, скажешь, что водили в санчасть.
— Понял, — коротко произнес он и налил в металлическую кружку крепкий чай. Он пил не спеша, смакуя сладкую и терпкую жидкость. Закончив пить, он отодвинул от себя кружку и поднялся со стула.
— Я все. Отведите меня в камеру.
Оперативник вызвал контролера и попросил отвести Сергеева в камеру.
Сергеев поднялся со скамейки и направился в сторону пригородной платформы. Протискиваясь сквозь толпу пассажиров, ожидавших электричку, он снова увидел уже знакомую ему женщину с ребенком.