Аллоген. Пенталогия
Шрифт:
Спустя несколько дней после первого поцелуя Макс провожал Аню до дома. Лето во всю уже вступало в свои права. Зелень заполонила все улицы, а солнце ласковыми вечерними лучами гладило верхушки деревьев. Начинало холодать, но Макс этого не ощущал. Он был в своей самой лучшей рубашке с короткими рукавами и в ней он не ощущал такого чувства смущения, которое он испытывал обычно, когда встречные люди кидали на них взгляды. Ему казалось, что они думают о том, как такая девушка может быть с таким голодранцем, который даже не может купить ей мороженное. Но чувство радости от прикосновения к Анюте, от ее запаха
В это время, чуть впереди от них остановился шикарный красный автомобиль на водородном двигателе новой отечественной модели. Из салона доносились громкие звуки музыки и слышались голоса нетрезвых парней и девчат. Сколько их там было Макс не смог определить, потому что эти автомобили были класса «Премиум» и внутри салона было столько места, что там можно было играть в футбол. Анюта испуганно прижалась к Максу, а сам он впал в ступор. Из бокового пассажирского окна высунулось лицо самого известного наглеца в городе Пашки «Цыбы». Он был сыном одного из самых главных чиновников в городе и отчаянно этим пользовался.
Сам Пашка представлял из себя упитанного невысокого парнишку с уровнем интеллекта чуть выше, чем у свиньи. Пользуясь связями и деньгами отца «Цыба» плевал свысока на всех жителей города. У него имелся личный водитель и шайка «шакалов», которые кормились за его счёт, выполняя при этом все прихоти хозяина. Максим не раз слышал рассказы о том, что вытворял «Цыба» в алкогольном или психотропном угаре. Его молодцы могли избить человека на улице просто за то, что тот переходил не слишком быстро пешеходный переход перед его автомобилем. А то, что девушки, которые силой попадали в его автомобиль, обязательно будут изнасилованы, он знал не понаслышке. Все более-менее красивые девушки их интерната побывали у «Цыбы» в машине и если большая часть из них туда приходила добровольно, чтобы попробовать вкус дорогой жизни, то остальные там оказывались силой и никто из них, пытаясь добиться впоследствии справедливости, ничего не смог сделать, так как правоохранителям было не до чувств растоптанных и униженных сирот.
Макс однажды видел, как «архаровцы» Пашки били его товарища за то, что тот, проходя мимо, посмотрел ему в глаза. У товарища тогдв половина зубов осталась на асфальте. Поэтому теперь от страха Максим покрылся липким потом.
— Эй, красотка, садись в машину, — обратился «Цыба» к Анюте.
— Сам сиди в своей машине, — дерзко ответила она.
— Не глупи, малышка, брось этого хмырька и садись.
— Едь дальше.
Макс набрался храбрости и, предательски дрогнувшим голосом, произнес:
— Отстаньте от нас.
— И что? — удивленно спросил «Цыба».
— Всё, — ответил Максим.
— Ну, ну, — многозначительно промычал «Цыба». Сказал что-то водителю и автомобиль почти без звука скрылся за поворотом.
— Достал уже, — процедила сквозь зубы Анюта.
— Ты его знаешь? — спросил Макс.
— Конечно. Этот имбицил постоянно, когда меня видит, предлагает прокатиться.
— С ним лучше не связываться.
— Я это прекрасно знаю, — ответила она и улыбнулась, заглянув в его глаза, которые он поспешно отвел в сторону, что бы она не увидела в них отблески страха.
Максим прекрасно понимал, что «Цыба» так просто не отстанет и по вечерам, готовясь к отбою, лежа в своей расшатанной интернатовской кровати, он неоднократно прокручивал в уме, как бы он поступил в следующий раз в подобной ситуации. Он представлял, как поговорил бы с Пашкой и тот благородно бы извинился перед Анютой. Внутри себя он осознавал, что он очень сильно боится, но трусом себя считать не хотел.
Спустя месяц после этого инцидента, после того как они иступлено целовались и обнимались на протяжении пяти минут возле ее подъезда, Анюта сказала ему что бы на следующий день вечером он приходил к ней домой. Она многообещающе сообщила, что отца не будет дома, и им никто не будет мешать. Окрыленный ожиданием неизведанного ранее, Макс летел на крыльях любви в интернат, не обращая внимания ни на встречных прохожих, ни на укусы мошкары, которая в этом года была очень активная, ни тем более он не заметил автомобиля Пашки, который стоял недалеко от дома Анюты. Кроме Пашки и его банды, в нем находилась и наблюдала за ним Анфиса.
Попав в общежитие через окно и, улёгшись в свою койку, он начал мечтать. Почти всю ночь Макс не мог сомкнуть глаз. Его воображение рисовало перед ним такие захватывающие сладострастные сцены, что кровь в нем прямо бурлила. Он даже не замечал храпения и бормотания своих соседей по комнате. Лишь под утро он кое-как задремал.
Занятий у них в это время не было и целый день все интернатовцы были предоставлены сами себе. С трудом дождавшись вечера, Макс, как и договаривался с Анютой, тщательно вымывшись и одев лучшие свои трусы, пошел в сторону ее дома.
Когда он проходил возле их любимого сквера уже начало смеркаться. Впереди возле тротуара стояла машина «Цыбы», из которой доносились звуки музыки. Когда он поравнялся с автомобилем, дверь в салоне распахнулась и у Макса екнуло сердце.
В автомобиле сидел Пашка и его три мордоворота. У одного из них на коленях сидела пьяная Анфиса. Но самое страшное было то, что его Анюта лежала на полу салона почти обнаженная и беззвучно плакала. Она подняла на него глаза и прошептала:
— Помогите…Помогите….
Ярость начала охватывать Макса с ног до головы. Он приготовился к прыжку в салон, готовясь разорвать зубами Пашке горло, но в это время тот достал из-под своего толстого зада пистолет и направил его в сторону Макса:
— Не дергайся, щенок. А то голова разлетится в разные стороны.
Пыл Максима моментально улетучился. Он смотрел в черный глазок смерти и страх овладел над ненавистью. Он понимал, что если ничего не сделает, то допустит большую ошибку, но еще больше он боялся получить кусочек пластика в голову или не дай бог в другое место, и остаться инвалидом.
Он стоял и пытался бороться сам с собой. Слезы горячей обиды от осознания собственной трусости и ничтожности потекли у Максима огромными тяжелыми градинами из глаз.
Пашка и его прихвостни стали ржать, как объевшиеся белены лошади. Водитель нажал на акселератор скорости, и автомобиль плавно тронулся, унося в себе наглые морды, дураковатое лицо пьяненькой Анфисы и его Анюту, которая начала звать на помощь своего папу.
Так он простоял в ступоре около часа. Потом пошел к ее подъезду и сидел там до утра, пока не появилась Анюта. Она шла босиком в разорванной маечке и такой же юбке. На ногах у нее были засохшие потеки крови. Половина лица у нее была синяя, а губы рассечены. Поравнявшись с ним, она посмотрела на него с таким презрением, что он сразу понял, что ее потерял. Аня, молча, плюнула ему в лицо кровавой слюной и подошла к двери. Прижала руку к идентификатору и, не обернувшись, зашла в подъезд.