Альма. Неотразимая

Фомбель де Тимоте

Смена ветра. Папийяра бросает носом вперёд, судно черпает воду.

– Пжмдлст…

– Простите? – переспрашивает Амелия.

Глотнув холодных брызг, Папийяр вновь обретает устойчивость.

– Капитан Гардель занят.

– Побеспокойте его ради меня.

– Я твёрдо усвоил, мадемуазель, что его нельзя беспокоить ни для кого. Он принимает важного покупателя, которого ждал очень давно.

– Кого?

– Секретная информация.

– Обожаю секреты.

– Это…

Хозяин осекается, взглянув на молодых людей,

подходит к Амелии вплотную и шепчет, привстав на цыпочки, чтобы дотянуться до уха девушки:

– Это пожилой господин, приехавший с испанской части острова. К слову сказать, белый юноша напротив и его негр как раз принадлежат этому благородному иностранцу.

Папийяр кивком указывает на неподвижных молодых людей.

– Это не мой негр, – повторяет сидящий паренёк.

Амелия поворачивает к лестнице.

– Мадемуазель, постойте! – умоляет её хозяин. – Вот уже полтора месяца, как капитан принимает только у себя наверху. Живёт в полной темноте. Он перенёс серьёзный недуг.

– И что с того?

– Еду ему тоже приносят. Он ни разу не вышел из комнаты. Он занят своими делами.

– Он занят моими делами, сударь, – говорит Амелия.

– Простите?

Она не трудится повторять. Хозяин бормочет:

– Пжмдлст…

– Это вы мне уже говорили.

– А вы…

– Бассак.

Она выбросила это имя как знамя, не заметив вспышки, на миг блеснувшей слева, в глазах сидящего на скамье паренька.

– Бассак… – повторяет Папийяр, – Бассак из Ла-Рошели?

– Бассак из Сан-Доминго.

– Это…

– Это я.

– Ваш отец…

– Какой отец? – спрашивает Амелия, озираясь, будто ищет того, о ком речь. – Доложите обо мне капитану Гарделю…

– Мадемуазель…

– Ладно.

Амелия отодвигает его жестом, даже не коснувшись.

– Мадемуазель!

Она начинает подниматься.

– Выслушайте, мадемуазель!

На третьей ступеньке Амелия приостанавливается.

– Не хочу вмешиваться в ваши дела… – начинает Папийяр.

– Однако именно этим вы сейчас занимаетесь, – говорит Амелия.

– Позвольте дать вам совет повременить пару минут?

– Зачем?

– Дело в том, что испанец, похоже, не обычный клиент.

– Как его зовут?

– Родриго Маркес Валенсия! – гордо отвечает сидящий сбоку от них парень в белой рубашке.

Амелия разворачивается в полумраке лестницы.

– Похоже, этот пожилой господин располагает огромным состоянием, – продолжает Папийяр. – У него есть возможность заплатить золотом за оставшихся на вашем корабле невольников. Я знаю, что в последнее время переговоры у капитана Гарделя шли долго и нелегко.

– Вы подслушиваете под дверью?

– В этом нет нужды. Его яростные крики, должно быть, слышны даже на палубах полутора сотен судов, что мокнут перед городским причалом которые сутки.

Амелия колеблется. Она только что провела в море пять недель. Отчего же не подождать ещё немного?

Ей также известно, что при продаже рабов золото – редкость. Обычно платят товарами и векселями, которые удаётся обналичить лишь через несколько месяцев, а то и лет.

– Присаживайтесь, – настаивает хозяин, придвигая стул.

Папийяр на всё готов, лишь бы Гарделю дали спокойно закончить сделку и все заполонившие его заведение наконец покинули трактир «У Милой Хозяйки».

– Если ваши люди вас ждут, я могу послать к ним кого-нибудь…

– Мои люди? – улыбается Амелия.

Сминая ткань юбки, она берётся за неё тремя пальцами, приподнимает подол, из-под которого выглядывают лодыжки, и начинает спускаться.

– Мои люди – это дама, сидящая на фортепиано посреди набережной Сен-Луи, в окружении нескольких дорожных сундуков. Да, пусть кто-нибудь принесёт ей лимонаду, пока она совсем не ссохлась от солнца. Её зовут мадам де Ло. Ни с кем не спутать.

Амелия наконец опускается на предложенный стул. Папийяр пятится к портьере и, отвесив несколько поклонов, исчезает.

Молодые люди напротив Амелии так и не шелохнулись. Во вновь наступившей тишине все трое лучше различают неровный стук над их головами, будто кто-то бьёт в пол молотком.

* * *

В комнате Лазаря Гарделя наверху кромешный мрак.

На окнах здесь деревянные решётки в мелкий ромбик. За несколько последних лет они вошли на острове в моду. Их называют «жалюзи» (то есть «ревность»). По ночам они пропускают в дом редкие прохладные дуновения с моря, а наружу – любопытные взгляды его нескромных обитателей. Однако Гардель приказал закрыть ставни. И вдобавок задёрнул занавески, чтобы ни один луч света не просочился.

– Так, значит, я покупаю шесть слоновьих бивней, сеньор Гардель, и всех оставшихся у вас невольников. Решено.

Старик говорит с сильным испанским акцентом.

– Однако не скрою…

Он сидит у столика, на котором покоится его шляпа и догорает свеча.

– …не скрою, что хотел бы просить вас ещё кое о чём.

Сидящий в другой, тёмной части комнаты Гардель пока не произнёс ни слова. Кажется, будто он бьёт пол тростью.

– Я ищу хороший корабль, – продолжает гость. – И много наслышан о вашем, друг мой. Но я не видел его в заливе. И никто не сумел мне ответить, где я могу на него посмотреть.

– Он не продаётся, – отвечает капитан сухо.

Щёки у покупателя-испанца чуть ввалились. На шее и между морщин видны мелкие порезы от неловкого бритья. Со стороны Гарделя по-прежнему доносятся удары об пол.

Посетитель смеётся и продолжает настойчиво:

– Видите ли, моя шляпа, что лежит на этом столике, тоже не продаётся. Как и двое моих слуг внизу. Однако всегда есть цена, за которую я бы их продал.

Ответа не следует. Стук приближается, вместе с тенью Лазаря Гарделя и его свистящим дыханием.