Алмаз лорда Гамильтона
Шрифт:
– Ну, это вряд ли, – притворно вздохнула Фараонова, – ты легкомысленная, у тебя ветер в голове, ты иногда ведешь себя как подросток, а лет тебе, Женечка, сколько?
– Какое твое дело! – всерьез рассердилась Женя. – Что ты ко мне все время вяжешься? Ну, допустим, двадцать девять, ну и что? Все помоложе тебя буду!
Фараоновой недавно стукнуло сорок, про это все, конечно, знали, она юбилей в приличном ресторане отмечала. Пригласила правда не всех сотрудников, Женя в том ресторане не была, но выслушала подробный рассказ Верки о том, какое на Ольге было платье
– А такое дело, что тридцать лет – ума нет и не будет! – в свою очередь разозлилась Ольга. – Я тебе когда вещи принесла, целый пакет? На той неделе? А он так и валяется у тебя под столом! Если на меня наплевать, так хоть бы детей несчастных пожалела, им небось одежда нужна, на улицу не в чем выйти!
Резкий ответ застрял на губах Жени.
В данном случае Фараонова, как ни противно это признавать, была совершенно права. Пакет с детскими вещами валялся у Жени под столом вторую неделю. Ну, все время она про него забывала! Просто наваждение какое-то!
Вернее, то торопилась в кино, то с Веркой по магазинам собрались пробежаться, то еще куда-то… в общем, она, конечно, виновата, но Фараонова тоже зануда порядочная. Хотя и правда, дорого яичко к Христову дню, как говорила в свое время бабушка. Одежда-то там на осень, а Женя проваландается, так и зима начнется, а к следующей осени дети вырастут.
Детские вещи нужны были Жениной соседке Ирке. Та внезапно развелась с мужем – развелась, как она рассказывала, с жутким, просто неприличным скандалом, хотя непонятно, с чего муж ее так возненавидел.
Мужик был, конечно, жуткая скотина, Женя его пару раз видела, а Ирка – полная дура, раз не разобралась в нем сразу, да еще и двух детей родила.
Пока был один сын, муж как-то держался, вел себя более-менее прилично, когда же Ирка забеременела дочкой и сделать уже было ничего нельзя, муженек ее расцвел махровым цветом. Видимо, решил, что теперь жена никуда от него не денется. Он регулярно напивался и не ночевал дома, потом, когда родилась девочка, он вообще ушел из дому на месяц.
Ирка была бы этому даже рада, поскольку меньше шума и грязи, и детям спокойнее, но паразит не давал ей денег.
Потом у него начались неприятности в бизнесе, и муж совсем озверел. В будни он как-то держался, но все выходные пил без просыпу, орал и ругался, и начал Ирку бить. Сначала случайно, потом намеренно. Сначала редко, потом все чаще.
Ирка терпела, потому что идти с двумя детьми ей было некуда. Родители жили в другом городе и не жаждали ее видеть, а крошечную однокомнатную квартирку, доставшуюся от тетки, она сдавала двум студентам.
Так продержалась она примерно года полтора, а потом как-то в разгар очередной драки подросший сын кинулся защищать Ирину, и пьяный папаша отшвырнул его мощным плечом, так что мальчик потерял сознание.
И пока ждали «Скорую», мигом протрезвевший папаша сказал обезумевшей от страха Ирке, что, если она скажет в больнице все как есть, он все равно отмажется от суда, а ее с дочкой убьет и закопает в лесу, так что никто никогда не найдет. Так что если мальчик останется инвалидом, то его некому даже будет навещать в доме хроников.
Ирка сказала в больнице, что мальчик упал со стула. Врачи, может, и не поверили, но ничего не сказали. Они обнаружили перелом нескольких ребер и сильнейшее сотрясение мозга.
Муж, видно, все же испугался, он навещал ребенка в больнице, просил у Ирки прощения на коленях, говорил, что он стал другим человеком и что они все теперь начнут сначала.
К тому времени, как мальчика выписали из больницы, студенты, что снимали Иркину квартиру, сдали очередные экзамены и съехали. Выяснилось, что парень нашел хорошую работу программиста и теперь можно снять квартиру получше.
Когда муж в очередной раз уехал не то на рыбалку, не то в баню, Ирка вызвала такси и погрузила в него вещи и детскую коляску. Муж, вернувшись, застал чисто убранную пустую квартиру. Из его вещей Ирка не взяла ничего, даже немногочисленные подарки оставила.
На следующий день она подала на развод и на алименты. Несмотря на уверения мужа, что он осознал свою вину и стал теперь другим человеком и даже обещал купить ей к зиме шубу, Ирка ему не поверила. Точнее, она просто не воспринимала его слова, поскольку перед глазами все время стояла страшная картина: скорчившееся на полу безжизненное тельце сына. Ей хватило, сказала Ирка помогавшей внести вещи Жене, второго раза не будет.
Муж, застав пустую квартиру, жутко озверел и тут же позабыл свои намерения стать другим человеком, а точнее, никогда и не собирался этого делать. Он объявил всем знакомым, что Ирка такая-сякая, бросила его, сломав при этом ему жизнь.
По такому случаю он снова начал пить и однажды явился злой и пьяный к Ирке скандалить. Дело было летом, в июне, жильцы поразъехались, кто в отпуск, кто на дачу, Иркин муж (еще не бывший, поскольку в суде все тянули время, давая, как они говорили, Ирке одуматься и сохранить семью) колотил в двери в свое удовольствие и орал матом, никто ему не мешал.
Ирка сидела за дверью ни жива ни мертва, гадая, вызывать полицию или еще подождать, поскольку на семейный скандал они приезжать не спешат, а если приедут и этот урод к тому времени уже уйдет, то ей мало не покажется.
И в это самое время шум услышал Гераша.
Гераша, которому при рождении дали имя Шурик, с детства был самым большим везде – в садике, в школе, во дворе. Имя свое Шурик он очень не любил и несколько раз даже подрался с теми, кто не уяснил это сразу, хотя по характеру был парень спокойный и незлобивый.
Так и звали его все во дворе Герашей, кличку дали по фамилии, Герасимов. Учился он плохо и, отслужив в армии, устроился в полукриминальную фирму, как он говорил, охранником. Чем Гераша там занимался, он не рассказывал, вообще был на слова скуп, но обычно люди впадали в ступор от одного его внешнего вида – огромный, как гора, и на морду страшный, так что делали все, что Гераша скажет, без всякого сопротивления.