Алмаз, погубивший Наполеона
Шрифт:
— Им негде спастись.
По обеим сторонам короля, положив руки ему на плечи, стояли престарелый герцог де Виллеруа и герцогиня де ла Ферте, а соколы рвали на части воробьев. Мягкосердечная сестра герцогини, мадам де Вентадур, ушла, извинившись. Мальчик порывался уйти из залы вслед за ней, но герцог крепко сжимал его плечо.
Во второй раз мальчик ничего не сказал.
Мальчик-король любил доить карликовую корову, готовить суп, шоколад и марципан в Ля Мюэтт. Через несколько лет он ненадолго увлекся картами, а потом стрельбой. У него была белая лань, которую он кормил с руки. Однажды он без какой-либо причины выстрелил в нее и ранил. Однако она подползла к нему и попыталась лизнуть руку. Тогда маленький король — вскоре его будут называть Людовик Любимый — велел отвести от него лань и снова выстрелил.
Регент мог бы узнать себя в этом мальчике. Скучать или притворяться, что скучаешь, — это способ защититься от разочарования. Король молчал потому, что предпочитал не разговаривать. Он был зачат в год голода, 1709-й. Его матерью была эксцентричная Мария-Аделаида, ходившая на руках, пока грумы держали ее за лодыжки, а она хохотала при лунном свете. Его отец тоже любил игры, он играл в волан, даже когда пал Лилль. Король был больше чем сирота: его отец, мать, старший брат — все умерли от кори, когда ему было два года. Двор в Версале и придворные исчезли, Марли был закрыт, карточные столы заброшены, знать рассеялась или ускользнула в Париж. Маленький король совсем недавно переехал обратно в Версаль.
Месяцем раньше мальчик отменил эдикт своего прапрадеда, по которому побочные дети Людовика Четырнадцатого стали принцами крови и получили власть наряду с регентом. Он велел арестовать герцога и герцогиню дю Мэн, которые строили заговор против регента. Он учился.
В день мертвых птиц регент положил бриллиант в карман. Теперь он достал его.
— Для вашей короны, мой господин, Ludovicus Quintus Decimus, rex Franciae at Navarrae, [47] — сказал регент в своей насмешливой манере.
47
Людовик Пятнадцатый, король Франции и Наварры (лат.).
Мальчик взял бриллиант с его ладони и повертел в руке.
— Oncle, [48] вы откроете мне тайну человека в маске? — Он говорил это всякий раз, когда видел регента. [49]
— Не расскажу, пока вы не достигнете совершеннолетия.
То была игра, в которую они играли. Казалось, только она оживляла ребенка, который в других случаях был так молчалив, что казался постоянно отсутствующим.
— Мы отдадим бриллиант господину Ронде для короны, когда настанет время.
48
Дядя (фр.).
49
Французский двор был, как всегда, полон тайн, альянсов и мезальянсов, клеветы, людей в фаворе, людей в немилости, но общество об этом знало все и всегда. Только одна тайна оставалась тайной — человек в маске, сидящий в Бастилии, охраняемый двумя мушкетерами, у которых был приказ убить его, если он снимет с себя бархатную маску. Он был красиво сложен, с чарующим голосом, и очень набожен. Мадам сказала, что это английский лорд, который вместе с побочным сыном короля Якова был причастен к интригам против короля Вильгельма, и что он носит маску, чтобы король никак не мог узнать, что с ним сталось.
Регент, верный своему слову, не раскрывал Людовику Пятнадцатому тайну человека в бархатной маске до самого дня его совершеннолетия. И поведал ее точно в этот день. Людовик Шестнадцатый не открыл этого Марии-Антуанетте, несмотря на все ее уловки. Но регент рассказал об этом герцогине де Берри, которая рассказала своему любовнику, герцогу Ришелье, красавцу своей эпохи, который уже в старости открыл миру, что человек в маске был братом-близнецом Людовика Четырнадцатого, младше его на восемь часов (император и я не верим этому). — Примеч. Лас-Каза.
Мальчик зевнул. Его глаза опять наполнились скукой. Его необычно длинные ресницы придавали глазам сходство с рисунком звезд. Птицы утомили его. Маленькое коричневое перышко застряло в прекрасных светлых локонах. Регент сделал вид, что не заметил этого.
— Это не игрушка, — сказал регент и положил камень в карман.
Гувернер маленького короля, герцог де Виллеруа, ворвался в комнату, очень огорченный тем, что мальчик провел тридцать секунд наедине с регентом, за которым так и осталась дурная слава отравителя. Герцога сопровождала группа мальчиков, среди которых были и его собственные внуки, и у всех на шее были сине-белые ленты. Эмалевый овал висел на лентах, а на нем были изображены звезда и палатка, представляющая павильон на террасе, где мальчики играли в свои игры. Когда король играл в солдатиков, он играл с этими юными костюмированными и украшенными лентами аристократами.
Малолетний король умел отрубать верхушку яйца всмятку ножом. Он был замечательно быстр и ловок.
— Да здравствует король! — кричали его маленькие друзья всякий раз, когда он проделывал этот фокус. Это заставило Людовика Пятнадцатого продолжать это представление и тогда, когда он стал взрослым.
Император сказал о Бурбонах:
— Талейран был прав, сказав, что они ничему не научились и ничего не забыли.
11
СЕДЬМАЯ ФЕЯ ПОЯВЛЯЕТСЯ СНОВА
Памятуя о словах императора по поводу естественного хода событий, заключающегося в том, что живые существа и вещи в конце концов неизбежно разрушаются, я представляю себе, как карета Джона Лоу, отделанная бархатом и тяжелой золотой бахромой, покидает площадь Людовика Великого, с предшествующим ей бряцающим оружием войском, и знаю, что именно притаилось за углом, подобно горгулье, примостившейся на парапете. Я боюсь за этого шотландца, который, отрицая судьбу, позволил себе наслаждаться счастьем и даже высунул голову из кареты, чтобы летний дождь капал с золотой бахромы на его красивое лицо в оспинах.
Два года спустя после прибытия бриллианта во Францию Париж был переполнен и стремительно приближался к году 1719-му. Иностранцы из Англии, Нидерландов, Бельгии и Люксембурга и из немецких государств сражались за места в каретах, идущих в город, и спали на кухнях и чердаках, ибо надеялись, что Париж сделает их богатыми. Лоу видел молодых парней, переносящих путешественников на спине через грязь. Люди перевозили скарб на маленьких деревянных тачках, которые толкали перед собой перевозчики. Люди пробирались вперед, вытянув руки, прижимались к стенам домов, оскальзывались и падали, их переезжали и относили в морг. Карета Лоу ехала так быстро, что он не мог слышать, какую цену ломят в эту неделю точильщики и водоносы. И всегда все старались увидеть его, всегда. Если он улыбался, они покупали паи в «Миссисипской компании», если казался расстроенным, продавали. Когда он входил в гостиную, что теперь случалось редко, лорнеты взлетали к глазам и все начинали стекаться к нему, словно комната накренилась.
Над толпой высились обшитые серебром треуголки полицейских, подгонявших обычное отребье — бродяг и преступников, отбросы больниц и тюрем, женщин, которые могли продать только самих себя. К неудовольствию Лоу, даже эти самые подлые горожане не желали отправляться в его новый мир. Им было все равно, что он из воздуха воздвиг в Луизиане герцогства, графства и маркизаты и сделал себя герцогом Арканзаса.
Он проехал Булонский лес, где племя индейцев, вывезенное из Миссури, охотилось на оленя. Ночью они танцевали в Итальянском театре, и регент ездил посмотреть на них. Париж был влюблен в этих экзотических существ с их бусами, и кожей, и жесткими черными волосами. Их принцесса вышла замуж за французского солдата и была крещена в соборе Нотр-Дам (что не помешало ее племени, когда оно вернулось на родину, перебить всех французов).
Земли, которыми Лоу владел на Миссисипи, были во много раз обширнее королевства Франция. Он консолидировал национальный долг королевства и одалживал деньги короне и даже королю Англии, страны, которая приговорила его к смерти. Он контролировал Монетный двор и право чеканить монету, все общественные финансы, морскую торговлю, табачные и соляные доходы. Он был первым иностранцем до императора, который получил у нас такое признание.
Его банк стал королевским банком; Лоу получал огромную прибыль, но несколько утратил контроль. Его бумажные деньги были везде, не всегда обеспеченные золотом и серебром.