Алмаз, погубивший Наполеона
Шрифт:
Во время коронации король снял корону и возложил ее на алтарь. Мадам снова увидела тот бриллиант, о котором услышала много лет назад, когда купец с Востока появился при дворе. Она увидела бриллиант, который Людовик Четырнадцатый не смог купить, а ее сын добыл его для короля. Все крупные бриллианты заставляли ее вспоминать Месье, которого она все же любила. У него был бриллиант размером с четверть «Регента» под названием «Гранд Мадемуазель», в честь принцессы, чье состояние он унаследовал.
По возвращении Людовика Пятнадцатого из Реймса воскурили фимиам, и народ криками приветствовал юного короля. Гости обедали за тремя тысячами столов и выпили восемь тысяч бутылок шампанского и съели пятьдесят тысяч блюд фруктов и пирожных, а над головами у них взрывались фейерверки. Мадам чувствовала себя нехорошо и страдала.
Мадам знала, что час ее настал и что ей не прожить и минуты сверх этого часа; да она и не хотела, ибо, как она сказала, «кувшин так часто ходит к колодцу, что в конце концов разбивается». Ей пустили кровь, когда она была уже слишком слаба, чтобы сопротивляться, ибо врачи всегда делают то, что им угодно, когда пациент слаб.
Одна из ее дам подошла поцеловать ее, когда он уже лежала, умирая от водянки. Дама наклонилась поцеловать руку Мадам.
— Теперь вы можете поцеловать меня как следует. Я отправляюсь в те края, где все равны, — сказала Мадам.
Всю жизнь она настаивала на своих привилегиях и была жертвой своего положения, чужой страны и ситуации, в которой оказалась.
Она умерла в четыре часа утра, и регент весь следующий день рыдал, сидя среди огромных кип рукописей, и весь пол был завален ее письмами. Тут-то он и понял, как несчастна она была, и что она ощущала себя потерпевшей поражение, и что вся жизнь его матери была плаванием по неспокойным водам.
Потом умер министр Дюбуа, полностью отошедший от дел, и регент сказал:
— Зверь мертв, и зло мертво. — И занял его место министра.
Регент умер четыре месяца спустя на руках у своей любовницы, герцогини де Фалари, ранним вечером в Версале. В сорок девять лет у Филиппа Орлеанского под подбородком висел курдюк из красной плоти и был огромный тяжелый живот. Он решил не слушаться врачей, придерживался своих дурных привычек и, как и его дочь, убил себя призрачными тенями былых наслаждений.
— Вы действительно верите, что Бог существует и что существуют рай и ад после жизни? — спросил он у герцогини, и она сказала, что верит.
— Если так, вам очень не повезло — при таком образе жизни, какой вы ведете, — сказал он, слабея с каждым мгновением.
Герцогиня побежала через весь Версаль за помощью.
Когда тело регента вскрыли перед бальзамированием, из него вынули сердце, чтобы по обычаю отвезти его в Валь-де-Грас.
Грейт Дейн, его пес, набросился на сердце и съел почти целиком. Последние из распутников, стоявшие у стола в этот момент, пытались остановить собаку. Животное трясло головой, держа во рту окровавленное сердце, и яростно рычало. Один из распутников рассмеялся, потому что красные глаза собаки напоминали глаза хозяина после очередной утомительной ночи.
Люди сочли случившееся проклятием, потому что собака явно не была голодна.
Вслед за регентом и страна стала презирать нормы права. Регентство было временем алчности, амбиций и слишком быстрого обогащения. Внешне все выглядело чванным и помпезным, внутри же скрывались коррупция и полицейские соглядатаи у дверей. Франция, как дама под мушками на лице, скрывала изъяны и оспины.
Мадам писала о седьмой фее при рождении своего сына, той, что делает все дары, принесенные ему, бесполезными. То была фея — или бриллиант? Или, возможно, то был министр Дюбуа, вредивший регенту, будучи в союзе с Англией и у нее на содержании? Или склонность регента к беспутству, или его неспособность довести начатое до конца или отказать кому-либо. В судьбе каждого человека семена гибели созревают вместе с семенами достижений его жизни.
Обрели ли Лоу и король проклятие вследствие близости к камню? Не могу сказать. Ибо каждый человек подходит к бриллианту со своими собственными изъянами в гордости. Оба они были ужасающе надменны.
— Учись страдать! — предписал сам себе губернатор Питт.
По другую сторону Ла-Манша юный Людовик Пятнадцатый также страдал меланхолией. Прикоснуться к камню значило познать печаль и ощутить неизбежность смерти в любом возрасте.
После того как губернатор Питт продал «Регент», он потратил половину денег на Боконнок, о котором говорили, что это лучший дом в Корнуэлле, потом добавил Суэллоу-филд в Беркшире, где он жил, и дом на Пэлл-Мэлл на сорока пяти акрах — все это внесено в записи. Он покупал землю и великолепные дома в Лондоне, Уилтшире, Дорсете, Девоншире и Хэмпшире.
Дома были достаточно велики, чтобы вместить его ярость. Он впадал в неистовство и вопил, как делал это в Индии. Подагра терзала его, и все казалось отвратительным, хотя у него было богатство, он породнился со знатнейшими семействами и имел политические связи. Он тешил свою душу садами, создавая пейзажи, подстригая тисы в виде фонтанов и конусов, устраивая храмы и гроты, каждый из которых должен был доказать его власть над беспомощной природой.
Он взял к себе детей своей умершей дочери. Когда он впадал в мрачность, они прятались, убегали, заметив его, ковыляющего из дальнего конца одного из великолепных залов. Вся его дикость и утраченная власть сделали его настоящим тираном в загородных домах.
Бриллиант оставил в нем темный осадок — страх, что камень могут у него отобрать, обернулся всеобщим подозрением, что получил он его обманным путем. И все же он скучал по бриллианту.
Он потерял деньги в мошеннической компании Южных морей, копии проекта Лоу. То была ошибка его жизни, и он продолжал корить себя. Он был слишком болен, чтобы бороться за возвращение денег, и ему пришлось доживать жизнь, изводя себя попреками.
В 1726 году Томас Питт, семидесяти трех лет, умер от паралича и апоплексии. Даже на его похоронах преподобный Эйри говорил о «жале клеветы, которого этот человек, чье состояние столь удивительно, не мог избежать».
Преподобный упомянул его врагов и «оскорбительную выдумку» о том, как он заполучил бриллиант. Он сказал даже, что видел отчет о продаже и вполне им удовлетворился. И прибавил о клеветнике:
— Коль скоро подобная гадина неотступно преследует невинного человека… и вы видите, что ее стряхнули, она… вполне способна возбудить ваши мысли о нем, перенесшем столь ужасающее оскорбление с таким терпением.
Как бы то ни было, сыновья и наследники Питта начали долгую войну за его завещание. Оно стало для всех неожиданностью. Они крутились вокруг него и потакали его грязным шуткам, питая немалые надежды, но состояние в сто тысяч фунтов оказалось гораздо меньше, чем они ожидали.