Алмазная цепь
Шрифт:
Что вы? Разнообразие и выбор богатейший. И на лесных ягодах, и на березовом грибе, и на дубовой почке настоянном, и даже, лично для меня, на мухоморах. С последним, конечно, дозы были микроскопические, а результат? Да, что говорить? Все нормально. Только с женским полом активно не могу дружить, а во всем остальном великолепно.
Полковник, после моих хлипких причитаний и стыдливых жалоб на отсутствие привычной мощи в штанах, пообещал помочь. Говорит, есть, какой-то, им самим выращенный корень… И если мне правильно…
Воспоминания о самогоне отвлекли от сути разговора.
Зачем-то я ему понадобился? Не просто же переться, почти двое суток трястись по дорогам, чтобы он погладил меня по голове и спросил: «Как дела, Леша? Как успехи в школе?» Я думаю, что нет. Какое-то дело у него до меня было.
Вызвал он меня на свои сотки. Я и приехал. Гостинец привез, полиэтиленовую упаковку долларов. Он, как увидел, так прямо и расцвел. Правда, сперва погладил меня по голове и спросил: «Как дела, Леша? Как успехи в школе?»
Пришлось мне увясть. Он, не обращая внимание на мое исказившееся страданиями лицо, говорит:
«Вот спасибо! Не забыл старика, низкий поклон тебе, добрый молодец! Куплю внучатам гостинцев, а себе: новые кеды, годовую подписку на газету «Правда» и лопату… — насчет лопаты пояснил. — Чтобы было чем, по заветом «Никиты-Кукурузного» закопать гидру империализма.»
Мне говорят, а я — наивный, плачу.
Границу подобных, внечеловеческих планов, вдумчивый и эрудированный человек, пересечь и не пытается, все равно не осилит, не одолеет.
Курдупель отечески посмотрел на меня и также попытался с сухой, дубленной щеки смахнуть скупую мужскую слезу. Тер, тер что-то задымилась, но слеза не появилась, не набежала. Он досадливо хекнул и перестал. Юморист.
Взвешивая в руке, как бы на вес полученный брикет, только и спросил: «Откуда?»
Пришлось честно ответить: «Трофеи захвачены в бою, с превосходящим силу противником. Все честно, бумажки правильные, американские. С их же подписью и печатью…»
Смотрел я на него, растерянного, стоящего с большой суммой денег в одной руке и все больше убеждался в том, что денежки с портретом заокеанского президента, мой друг и учитель, вряд ли побежит сдавать по акту и под расписку в финчасть родного управления.
Прибирая упаковку в подпол, Курдупель прочитал на моем лице торжество сомнения по поводу этого заурядного поступка. Еще раз внимательно глянул на меня и сухо, чтобы больше к этому не возвращаться проронил: «Правильно, Леша думаешь.»
Перед обедом, кстати, мы его сами и готовили, хозяин дачи ввел меня в курс дела. В общих чертах я понял, чего от меня хотят высокопоставленники, и выслушал его рекомендации по поводу всего
«Принимать решение тебе, а подумать можем вместе.»
Это у него, после каждого исполненного «куплета», был такой необычный припев.
В конце своей долгой речи, взмахнув импровизированной дирижерской палочкой, он провозгласил: «Так, все, на этом остановимся и подведем черту… Если мозги позволят, продолжим позже… После священнодействия».
Пиршество богов, включало в себя, все то огромное разнообразие и наполнение, которое может дать скромный приусадебный участок сорока соток, небольшая пенсия и гонорары за услуги консультанта.
Нам обоим пришлось основательно упереться, а как же? Хочешь вкусно кушать, надо стараться. Кухарок нет, они заняты управлением государством, поэтому всё сами.
Зато, когда приготовление закончилось, перед взорами изумленной и несколько ошалевшей публики, предстала картина из красивого сна, только здесь все было настоящее. Это настоящее включало в себя следующее великолепие:
Окрошка с островками мелко нарезанного, разнообразного мяса и щедро засыпанная свежайшим зеленцом, только что сорванным с грядки. Опять же, чугунок картошечки, горячей и разваристой недотроги. Кольцо копченной, на специально приготовленных ольховых опилках, домашней колбаски и чуть рыжеватое, одуряюще вкусно пахнущее коричневое сало из той же коптильни. Огромные ломти хлеба, соленные огурцы и моченные яблоки. Петрушка, укроп, листья салата и горчицы…
И, ребята внимание, конечно же, королевская, плавающая в море жира яичница. Ее, родимую красавицу, сухим вином портить не будешь. Не делай опрометчивых поступков и непродуманных шагов… Не глупи. Здесь нужен более основательный и крепкий аргумент.
Само собой разумеется, что такое произведение искусств можно приготовить только на воле, на природе, на просторе.
Да, что говорить, когда на вытащенной из печи огромной сковородке, шипящей и весело потрескивающей, видны только желтки, а рядом громадные куски, зажаренного свиного бочка в крупных кольцах лука, тогда, из-за обильной, выделяющейся слюны, словам места нет. Им на смену является бессмысленное, страстное мычание и полный паралич воли. Явления природы связанные с желудком, надолго отсекают разум и критическое отношение к себе.
Высота этого дымящегося яично-мясного чуда, ни как не меньше трех пальцев… Все это, нетерпеливо урча и пуская дымы, сексуально-призывно шептало со сковороды: «Любимый! Наконец-то мы вместе. Я твоя… Возьми меня… Быстрее… Съешь… Съешь меня красивую…»
Кроме всего прочего, в воздухе плавал букет нежнейшего гастрономического аромата, от которого кружилась голова и пропадало чувства реальности. Рядом с источниками вожделения, забывались все правильные слова о вреде холестерина и алкоголя.