Алмазная реальность
Шрифт:
Световые маячки догорели. Едва теплился только один, самый дальний. В темноте что-то шептал командир. Я разобрал только два слова:
– Не вижу ничего… не вижу…
– Кто-то идет, – настороженно сказал голос, который предлагал подождать.
Теперь и я услышал осторожные шаги. Где-то впереди царапнул глаз свет фонарика.
Мне в руку ткнулась ребристая рукоятка пистолета.
– Ты давай, – горячо зашептал в ухо командир. – Я не вижу ни хрена…
Я разглядел, что лицо у него залито чем-то черным. Кровью. Может
Фонарик впереди снова мелькнул.
Я прицелился.
– Э-э-й… Э-э-й… – Голос слабый, но знакомый. Я потянул курок на себя.
– Э-э-й… Мартин! Мартин!
Таманский.
– Ты посмотри, сколько настреляли. Ты посмотри… Это ж с ума сойти! Ты только посмотри…
Коля.
По лицу потекло что-то теплое. Я с удивлением понял, что плачу.
Мы погрузили в обнаружившийся неподалеку совершенно целый «опель» Мартина и Вуду. Коля принялся ковыряться в охранной системе, бормоча себе под нос сложные ругательства с примесью украинской мовы, а я крикнул воякам:
– Шептуна! Шептуна ищите!
Они, очевидно, прекрасно знали, кто такой Шептун, и тут же бросились выполнять приказание. Я тем временем включил приемник в машине, и в салон ворвался голос диктора:
– … В районе Гомеля. Южнее Новозыбкова идут тяжелые оборонительные бои. По утверждению очевидцев из мирного населения, покинувших зону боев, немецкие войска применяют тяжелую полевую артиллерию и ковровое бомбометание…
Голос пропал в налетевшем шорохе помех. Я поморщился – туго забинтованное и залитое каким-то быстротвердеющим пластиком плечо тупо ныло. Что они там мне понавертели, любопытно знать? Двигатель завелся.
– Теперь куда? – спросил Коля. Тревожные события последних часов сделали его куда менее многословным.
Я все хотел спросить, нашла ли Маша покойника в подвале, но решил оставить это на потом.
– Пока ждем здесь. Мне нужен Шептун.
– Шептун так Шептун, – сказал Коля, достал из кармана что-то похожее на соевый батончик и принялся, чавкая, жевать.
Мартин и Вуду сидели сзади, обнявшись, что твои голубки. Хотя юмор был неуместен: Вуду явно не в порядке, ее пустые глаза меня пугали. Мартин тоже понимал это, мало того, по щекам у него катились слезы, и я сделал вид, что ничего не замечаю… Странно, но я в этой компании, если не считать Колю, выглядел наиболее спокойным. Втянулся, что ли?
В стекло с моей стороны настойчиво постучали. Я повернулся и увидел здоровяка из Службы Тьюринга. Как его, Лалич, Ладич?
– Что вам угодно? – спросил я, приоткрыв дверцу.
– Ну вы тут нашумели, – с оттенком уважения в голосе промолвил Лалич. – Слышали хоть, что в стране творится?
– В которой? – уточнил я.
– Во всех.
– Примерно… Ч-черт.
Это относилось не к Лаличу, а к Шептуну, которого только
Шептун лежал навзничь, бессильно разбросав руки, и я с первого взгляда понял, что дело плохо. Солдаты топтались поодаль, пыхтя и вздыхая.
– Может, доктора позвать? – спросил один.
– Не надо. Нужен специальный доктор. Коля! Коля! Гони за врачом! Ищи Мурзика своего или еще кого, только чтобы через пять минут он был здесь, ясно?
«Опель» с Мартином и Вуду уехал, а я запоздало подумал, что Вуду тоже, вполне возможно, нуждается в Мурзиковых услугах… Лишь бы не спрятался наш алхимик и не нажрался… А это еще кто?
Лалич, подошедший к нам, удивился не менее моего.
– Испепелю капища диавольские! – зычно разносилось над пожарищем, голос перекрывал редкие звуки выстрелов.
Отец Петр собственной персоной. В развевающейся рясе, борода набок, в руках – автомат. Бог ты мой, а я про него совсем забыл в суматохе! И планы же какие-то на него у меня имелись, и все такое прочее…
– Отец Петр! – позвал я.
Попик повертел головой, узнал меня, радостно заулыбался и поспешил к нам, смешно подбирая рясу и размахивая автоматом.
– А я так и думал, что вы не зря приехали! – заявил он, пожимая руки мне, солдатам и Лаличу, который, кажется, вовсе уж ничего не понимал. Потом заметил лежащего Шепа, пал на колени и пощупал пульс.
– Чуть живой, – озабоченно сказал отец Петр. – В больницу его надо.
– Сейчас доктор приедет.
Я тоже присел рядом. Глаза Шепа закатились под лоб, на щеке засохла струйка крови.
Поп затянул что-то свое, положив автомат возле Шепа, один из солдат неожиданно бухнулся на колени и тоже что-то забормотал.
На Бога я не надеялся, а надеялся только на Колю, каковой и появился самым чудесным образом. Он вылез из машины, волоча за собой трезвого, но упирающегося доктора Мурзилку.
– Вот он, доктор-то, – радостно сообщил Коля, встряхивая свой улов. – И ничего он не пьяный, доктор, и не мертвый! Спрятаться хотел, так я его слегка… того…
Мурзилка потер внушительный фонарь под глазом.
– Вам что, деньги не нужны? – спросил я.
– Нужны. Но мы же вроде как расстались.
– Значит, не навсегда. Посмотрите, что с этим человеком.
Отец Петр потеснился. Врач дико взглянул на него и принялся ощупывать Шептуна. Задрал ему веки, потыкал пальцами куда-то в шею, потом достал из кармана хитрый блестящий приборчик и приложил к Шепову виску. Посмотрел на шкалу, где мигала какая-то красненькая стрелка, и озабоченно покачал головой.
– Что? Что случилось? – Я дернул его за плечо.
– Перегорел ваш товарищ, – пробормотал доктор, убирая приборчик. – Надо его тащить в больницу, да в хорошую больницу, у нас таких нет. И в Киеве нет.