Алмазный город
Шрифт:
Он забирал 40 процентов от каждой сделки с клиентами и притом самые прибыльные заказы оставлял себе. Однако он подчеркивал свое превосходство со скрытым умыслом, как бы говоря: «Я могу дать все это и вам». Могу помочь подняться, встать на ноги, убраться подальше от мира сиротства и рабства, в котором вы родились, защищу от таких же головорезов, какими вы стали. Все они, его подопечные, понимали: для того чтобы хоть как-то преуспеть в Косине, им нужен он, нужен больше, чем их собственные руки и ноги. Так что пусть наслаждается индивидуальным электрическим освещением – лишь бы работу давал.
Коль прислонился
Поначалу Аина думала, что слухи преувеличивают реальное положение дел. Ну не может совсем зеленый юнец сеять вокруг себя такой ужас и такое опустошение. Но вскоре ей пришлось самой увидеть его в деле. Это случилось прямо перед одним из чужих «торговых домов», владелец которого уклонялся от уплаты комиссионных Колю. Контор таких в Косине имелось множество, но Хайм открылся первым, так что остальные по умолчанию обязаны были отчислять Королю «законную» долю.
– Подержи-ка его, Аина, – сказал тогда он тем своим особым низким голосом, который всегда означал: сейчас кому-то станет больно.
Дело происходило посреди бела дня, причем в центре, а криминальный притон, подлежавший наказанию, успешно маскировался под обычную химчистку, однако Коля такие вещи никогда не останавливали. Он не боялся начинать бучу любого масштаба на глазах у всех – Алмазная гвардия, щедро подмасленная, ходила у него по струнке. Несколько зевак даже остановились поглазеть. Впрочем, наиболее благоразумные из них почли за благо быстро убраться восвояси.
Через секунду вражеский шеф уже лежал на земле, а Коль лупил его ногами по лицу и животу. Затем Аина подняла его на ноги и развернула лицом к Королю. Коль подошел вплотную. Его небесно-голубые дурозвинские глаза сузились. На костяшках пальцев блеснул латунный кастет. Его цвет резко контрастировал с серебряными наручными часами в сапфирах, которые Коль носил постоянно. Когда он замахнулся, оба металла зловеще сверкнули в солнечных лучах. Последовал удар в челюсть. Аина, крепко державшая виновного, с трудом устояла на ногах. Хрустнула кость, по подбородку побежала струя крови. Несчастный забормотал, что, мол, ничего против Коля не имеет и не хотел его оскорбить.
– Оскорбить? – От неожиданности и удивления у Короля даже зрачки расширились. – Ты меня нисколько не оскорбил. Просто показал, что не умеешь правильно деньги считать.
Он опустился на колени, смахнув со лба темно-каштановую прядь, и молниеносным движением выхватил кинжал. Аина едва вздрогнуть успела. Коль действовал так быстро, что она не успевала за ним следить. Чужой босс, которого она все еще сжимала в железных тисках, жалобно заскулил.
– А если не умеешь считать даже на пальцах, то зачем тебе руки? – произнес Коль и улыбнулся не врагу, а Аине так лучезарно, словно речь шла о веселой игре. – Как думаешь, какую отчекрыжить?
– Правую, – не размышляя ни секунды, ответила она.
Собственно, для нее это не имело значения, просто она знала – нельзя показывать и мимолетного колебания при ответах на такие вопросы. К тому же она давала присягу – всегда достойно служить и всячески соответствовать этому человеку, подарившему ей дом и кусок хлеба (за работу, конечно, не просто так). Он спас ее от взрыва в баре, когда ей было двенадцать. Теперь приходилось доказывать, что она того стоила. Отстаивать право на свое место рядом с ним.
Хотя Колю и самому едва исполнилось двадцать четыре, рассказов о его царствовании над южным Косином хватило бы на несколько жизней. Все эти годы Аина присматривалась к нему. Училась безжалостности. Метод был прост: он заманивал к себе несмышленых детей, которых никто не станет разыскивать и о которых никто не станет жалеть (вроде нее самой когда-то), еще сильнее запугивал их, и без того привыкших к ужасам, а затем предлагал единственный шанс. Путевку в другую жизнь, где запугивать других станут уже они сами. За этот шанс она и держалась, как за рукоять кинжала, которым так хорошо овладела.
Однако из детства с его невыносимыми страхами она уже выросла.
– У тебя усталый вид, Аина. – Коль шагнул к ней, от чего по щекам ее вдруг разлилось тепло. – Длинная выдалась ночь?
– Да нет, как обычно, – вздрогнула она, и монеты в коробочке, спрятанной у нее в кармане, звякнули.
Замерев на мгновение от ужаса, она встряхнула в ладони те, что только что получила от шефа, чтобы замаскировать предательский звук. Интересно, зачем он все-таки притащил ее к себе в кабинет? Что у него на уме? Не ровен час, ему придет в голову послать свою Тень – Мазира – шпионить за Аиной. По загривку у нее побежала струйка пота.
Взгляды их встретились, но она не отвела глаза. Кроме нее, во всем Хайме никто на такое не решался, однако сложилось так, что негласные иерархические законы ее в этом отношении не касались.
Коль кивнул, разорвав зрительный контакт, и обошел вокруг стола, на несколько секунд показав ей спину. Тоже немаловажный показатель доверия… Ну а она что? И вправду прикидывает сейчас, могла ли убить его? Или просто привыкла машинально примеряться к каждой возможности пронзить ножом любую встречную плоть? Это как у ювелиров – увидев драгоценный камень, они сразу начинают прикидывать варианты огранки и шлифовки.
– Помнишь, как несколько лет назад, – голос Коля вторгся в ее мысли, – мы сидели на башенке вокзала и я объяснял тебе, что общего у наемного убийцы с торговцем оружием?
– Точно. Стояла лютая зима, и у меня от мороза пальцы отваливались, но ты никак не соглашался идти домой. – Аина поморщилась при этом воспоминании. – Смысл в том, что и те и другие просто предоставляют определенные услуги и не несут ответственности за их последствия, то есть за убийства…
Она осеклась. Годы, проведенные на улице, и так стерли из сознания Аины всякие признаки совести. К тому же она давно и благоразумно взяла за правило не подвергать сомнению уроки Коля – тому, видимо, нравилось обрушивать на своих подопечных разные советы и таинственные максимы, а потом наблюдать, как те сами пытаются их осмыслить и усвоить. Но в этом конкретном кусочке смертоносной премудрости что-то ее все-таки тревожило.