Алмазный остров
Шрифт:
– Но…
– Никаких «но», – перебил ее гость.
Ольга стала стягивать рубашку и проснулась. В неясном свете единственной свечечки она увидела в углу фигуру, как ей показалось вначале, в мужском плаще и шляпе.
«Боже мой, это и правда он», – пронеслось у нее в голове, однако, присмотревшись, она увидела, что это не Артур, а бледная монашка в своем иноческом одеянии с накинутым по самые глаза наглавником.
– Что вы здесь делаете? – шепотом спросила Ольга.
– Молюсь за вас, – ответила кармелитка. – Чтобы вы научились созерцать и любить Бога всем своим существом, как я.
– Ну я люблю Бога, – после короткого молчания ответила Ольга.
– Нет,
– Идите спать, – ответила на это Ольга и повернулась на бок. – У вас здесь слишком рано будят…
Это было правдой. Подъем в монастыре был в пять тридцать утра, и до одиннадцати вечера кармелитки проводили день в молитвах и работах. Распорядок их дня Ольга уже знала: с шести утра до восьми утренняя молитва, затем полчаса божественных размышлений, и далее месса. Потом следовала уединенная работа в келье или мастерской, обед, рекреация, молитва и чтение божественных книг в келье. Потом надлежало еще два часа поработать и отстоять вечерню, после чего следовали молитва, второе келейное чтение, а с девяти вечера и до одиннадцати – снова молитва. Монастырь кармелиток не занимался апостольской деятельностью, был затворническим, и покинуть его даже на время можно было только с разрешения епископа. Даже армейские рекруты, похоже, были свободнее и вольнее, нежели эти босые кармелитки.
– А вы… не могли бы… рассказать, как живут… женщины там… в миру?
Вот те раз! Неожиданный вопрос.
Ольга повернулась в сторону инокини, которая недвижимой тенью примостилась в углу.
– Зачем это вам? – наконец спросила она. – Вы уже выбрали свой путь.
– Правда ли то, что там, в миру, всем повелевает Дьявол? – услышала она новый тихий вопрос.
– Неправда, – уверенно ответила Ольга. – А женщины… Женщины в миру красиво одеваются, ходят в театры, слушают музыку, влюбляются и рожают детей. Все, как обычно и как всегда.
– Странно, – прошептала инокиня.
– Что странно? – не поняла Ольга.
– Что их не карает десница Божия.
– Ну, это не совсем так, – промолвила Ольга раздумчиво. – Бывает, что и карает, но все зависит от того, как сложится судьба.
– А вам не страшно… там? – совсем тихо спросила кармелитка.
– Бывает, что страшусь, – не сразу, но искренне ответила Ольга. – Зато бывает интересно и весело.
Монахиня замолчала, а потом тихо вышла из кельи. Как будто невесомая тень скользнула в дверной проем…
Перевязки Ольге делала сестра Бригитта, которая вполне сносно говорила по-русски.
Нога заживала долго, но опухоль почти спала. Через неделю Ольга стала выходить из кельи и совершать прогулки по длинному монастырскому коридору, чтобы не сидеть без движения. И всегда поражалась тишине, царившей в большом монастыре.
Если бы не молчание сестер, то отношение кармелиток к нежданной гостье можно было бы назвать вполне радушным. По легенде, которую Ольга рассказала сестре Бригитте и настоятельнице монастыря Эмилии, однажды зашедшей к ней, Ольга отстала на полустанке от поезда, пошла до следующей станции полем, дабы сократить путь, заблудилась, подвернула ногу и таким образом оказалась в монастыре. Настоятельница, похоже, не поверила ни единому ее слову, а вот сестра Бригитта прониклась к гостье симпатией и по прошествии полутора недель сделалась подругой, ежели таковое определение вообще применимо к кармелиткам. Так или иначе, но во время, свободное от молитв и рукоделия, Бригитта начала бывать в келье Ольги все чаще и продолжительнее, и не только в связи с необходимостью перевязок больной ноги Ольги.
То и дело Бригитта заводила разговор о монастырской
– Служением Господу вы спасете свою душу, – обычно заканчивала она подобные проповеди такой фразой и бережно гладила Ольгу по плечу.
Как-то раз за подобной душеспасительной беседой, происходящей во время перевязки, сестра Бригитта невольно коснулась Ольгиного колена. Потом ее пальцы очутились неожиданно еще выше, после чего «случайность» касания колена стала сомнительной. Не понимая до конца, в чем дело, Ольга продолжала отвечать на вопросы, которые ей задавала Бригитта, ощущая ее пальцы на своей ноге все выше и выше. Когда же пальцы сестры Бригитты коснулись жестких завитков волос в самом низу живота, Ольга резко отодвинулась и в упор посмотрела в глаза кармелитки.
– В чем дело, сестра моя? – елейным голосом спросила Бригитта.
– А вы не догадываетесь?
– Я не знаю, о чем вы говорите.
– Я вам объясню… Дело в моей благодарности, – ответила Ольга. – Дело в том, что я настолько вам признательна за ту заботу и ласку, что вы проявили и проявляете по отношению ко мне, что мне уже становится неловко принимать их от вас.
– Да отчего же неловко? – спросила сестра Бригитта, снова подбираясь к сакральному месту всякой женщины.
– Оттого, что мне нечем отблагодарить вас, – отодвигаясь от кармелитки, ответила Ольга. – Я – бедная женщина, вдова, утерявшая все свои деньги, документы и багаж. И мне нечем…
– Вам есть чем отблагодарить меня, – не дала договорить Ольге сестра Бригитта.
– Да? – подняла брови Ольга, продолжая отодвигаться от назойливой женщины.
– Да, – ответила Бригитта.
– Это чем же? – спросила Ольга, приготовляясь дать отпор кармелитке, если она потребует от нее греховных ласк.
– Ты не должна покидать нашу обитель! – перешла на «ты» монахиня.
– То есть? – опешила Ольга, не ожидавшая в разговоре такого поворота.
– Ты должна вступить в наш орден! – выдохнула сестра Бригитта, наконец перестав подбираться к сокровенному месту Ольги.
– Вы так думаете? – напустила на себя задумчивость Ольга.
– Да. Ведь тебе же нравится у нас?
– Нравится. Тихо, спокойно…
– Ну вот!
– Хорошо, я подумаю…
Изредка ночами к Ольге приходила бледная кармелитка. Она молча сидела в углу, наблюдая за Ольгой и изредка задавая вопросы.
– Вы знали мужчин? – спросила она однажды.
– Знала, – не сразу ответила Ольга. – А что?
– Много?
– Ну, несколько десятков наберется, – продолжая удивляться неожиданному вопросу монахини, ответила Ольга.
– А… какие они?
– Разные, – опять не сразу ответила Ольга. – Но, по большей части, примитивные и слишком доверчивые. Мы, женщины, намного терпеливее, хитрее, а самое главное – умеем недоговаривать. Остаемся загадкой, а мужчинам почему-то надо сказать все сразу, а это глупо…
– Я не женщина, – тихо произнесла бледная кармелитка. – Я девица…
В какой-то момент ей хотелось погладить монашку по щеке.
– Бедная девочка…
Нога наконец зажила полностью, и в монастыре Ольгу больше ничего не держало. Да и надоело ей в этой смиренной обители, где никогда и ничего не происходит. Одна тоска и какое-то вязкое уныние, отнимающее и силы, и желания. Кармелитки эти пусть хоть сгноят себя вместе со своими мыслями и телами в своих кельях за шитьем и вязанием. Это их дело. Или как они там говорят – Божье! Но ей с ними не по пути.