Алмазный век, или Букварь для благородных девиц
Шрифт:
С принятием Общего Экономического Протокола жизнь вошла в нормальную колею и, с точки зрения старожилов, утратила самый смак. Ничто так не сплачивает и не бодрит, как подъем в три утра и поездка с дозором по утреннему морозцу. Карл еще захватил эти времена, и самые яркие воспоминания были связаны именно с вооруженными объездами, куда брал его отец. Они сидели на снегу, жгли костер, варили кофе в котелке, но приемник уже рассказывал о джихаде на Синцзян, ханьских беженцах и первых всплесках нанотехнологического терроризма в Европе. Отец мог не говорить Карлу, что их община быстро превращается в музей под открытым небом; вскоре пришлось отказаться от объездов и
Даже после всех нововведений, вслед за которыми б#ольшая часть общины влилась в Первую Распределенную Республику, дед и отец Карла продолжали жить по старинке, стрелять лосей, топить печку дровами и в потемках просиживать ночи за компьютерами, вручную собирая программы на ассемблере. Хозяйство было чисто мужское (мать Карла погибла на сплаве, когда ему было девять), и Карл сбежал при первой возможности, сперва в Сан-Франциско, потом в Нью-Йорк, где брался за любую работу в театре. Однако, чем старше он становился, тем больше понимал, что всеми корнями уходит в дедовское ранчо. Это чувство особенно обострилось сейчас, когда он шагал под проливным дождем людными шанхайскими улицами, курил сигару и глядел сквозь брызжущие со шляпы струи. Самые яркие впечатления запали в его юный и неокрепший мозг в первый рассветный объезд, когда он знал, что враг – где-то рядом. В зрелые годы он много раз пытался воскресить то чувство, внушить его рактерам. Сейчас, впервые за тридцать лет, оно вернулось к нему на улицах Шанхая, горячечного, бьющегося на краю династического мятежа, как артерия старика перед первым за долгие годы оргазмом.
Он заскочил в отель всего на минуту, сунул в карман пачку умных листков, авторучку, серебряную коробку с уложенными, как патроны, сигарами и жестянку нюхательного нанопорошка, помогающего взбодрить тело и мозг. Еще он прихватил тяжелую трость, настоящий посох волшебника, начиненный аэростатиками, которые защитят его в случае уличных беспорядков. Потом он снова вышел на улицу и, проталкиваясь сквозь плотную толпу, добрался до места, где провел не одну ночь в бытность свою главным режиссером театра "Парнас". Старая миссис Куан обрадовалась ему, как родному, и, беспрерывно кланяясь, усадила за любимый столик в уголке, откуда открывался вид на пересечение Нанкинского проспекта и узкой улочки, до отказу забитой крохотными лавчонками. Теперь он видел спины и зады людей, притиснутых толпой к стеклу. Он заказал большой чайник зеленого чаю, страшно дорогого, собранного в апреле, когда листья самые нежные, и разложил на столе стопку бумаги. Чайный домик был вполне интегрирован в мировую телекоммуникационную сеть, и странички автоматически подключились. По негромким командам Карла Голливуда они стали заполняться колонками анимированного текста, окошками с графикой и видеофрагментами. Он отпил первый – всегда самый вкусный – глоток чая, вынул из кармана авторучку, свинтил колпачок и коснулся пером страницы. Рука его принялась выводить команды и чертежи. Когда он писал слово, оно тут же обретало силу, а когда соединял стрелками квадратики и кружки, возникали связи и по ним устремлялась информация.
Внизу страницы он написал МИРАНДА и обвел в кружок. Кружок пока не соединялся с остальной диаграммой, но Карл надеялся в скором времени это исправить.
Он просидел за бумагами до поздней ночи. Миссис Куан подливала чай, приносила сласти, а с наступлением темноты украсила край его стола свечами; она знала, что он любит работать при их свете. Китайцы, отделенные от него толстой алмазной стенкой, смотрели, расплющив белые эллипсы носов, и лица их поблескивали в отблесках свечей, словно спелые персики в темной густой листве.
Хакворт в дороге и в Лондоне; Ист-энд; увлекательное катание по Темзе; Действующие Лица; ночь в театре
За окном дирижабля плыли гладкие крупитчатые торосы арктических облаков, чуть розоватые в лучах незаходящего солнца, и казалось, до них не тысячи миль, а первые метры.
Фиона лежала животом на верхней полке и глядела в иллюминатор. Пар от ее дыхания конденсировался на стекле и тут же растворялся в сухом воздухе каюты.
– Папа? – спросила она тихо, проверяя, вдруг он уже не спит.
Он спал, но проснулся сразу, словно в полудреме скользил под самою кромкою бессознательного – так дирижабль в полете срывает редкие вершки облаков.
– Да?
– Кто такой Алхимик? Зачем ты его ищешь?
– Мне бы не хотелось объяснять, зачем. Пусть будет так: я влез в обязательства, который должен теперь выполнять.
Похоже, вторая часть вопроса занимала отца сильнее, чем догадывалась Фиона; в голосе его сквозила горечь.
– Кто он? – спросила она мягко.
– Солнышко, да если б я знал, я бы уже нашел.
– Папа!
– Что он за человек? Увы, у меня не так много оснований судить. Я пытаюсь исходить из того, что за люди его ищут и что за человек я сам.
– Извини, папа, но ты-то здесь при чем?
– Сведующие люди независимо пришли к выводу, что именно мне следует поручить поиск. Заметь, я ничего не знаю о преступниках, шпионах и тому подобном. Я – всего лишь нанотехнологический инженер.
– Неправда, папа! Ты столько всего знаешь! Помнишь истории, что рассказывал мне, пока был в отъезде?
– По идее да, – со странной неуверенностью выговорил он.
– Я читала их каждый вечер, и пускай они были про фей, пиратов, джиннов и все такое, я всегда чувствовала за ними тебя. Как в кукольном театре: я знала, ты дергаешь их за ниточки, наделяешь характерами и голосами. Так что ты больше чем инженер. Просто, чтобы все это проявить, понадобилась волшебная книга.
– Мм... об этой стороне я как-то не думал, – сказал он с внезапным чувством. Фиона пересилила желание свеситься с полки и заглянуть ему в лицо. Он бы только смутился. Вместо этого она свернулась калачиком и закрыла глаза.
– Что бы ты ни думала обо мне, Фиона – а, должен сказать, я не ждал таких лестных слов и приятно ими удивлен – для тех, кто направил меня в эту миссию, я всего лишь инженер. Могу, не хвастаясь, добавить, что далеко продвинулся в этой области и занял вполне значительный пост. Поскольку это – единственное мое отличие, значит, из-за него меня и выбрали искать Алхимика. Можно заключить, что Алхимик – нанотехнологический исследователь довольно высокого уровня и разрабатывает продукт, волнующий верхи как минимум двух фил.
– Ты про Семя?
Несколько минут он молчал, а когда заговорил, голос его звучал резко и напряженно.
– Семя? Откуда ты знаешь про Семя?
– От тебя. Ты говорил, это нечто очень опасное, и Силы Поддержания Протокола должны помешать его созданию. И потом...
– Что потом?
Она чуть было не напомнила, что в последние несколько лет Семена заполняли все ее сны, все сказки Букваря: замки вырастали из зернышка, воины – из драконьих зубов, бобы пускали побеги в иные заоблачные миры, бездетные супруги давали приют бедным странникам и получали в благодарность крохотные семечки, которые зарывали в землю, чтобы наутро обнаружить тугие зеленые стручки со счастливыми, брыкающимися младенцами.