Алое и зеленое
Шрифт:
Франсис дергала ручку кухонной двери, раму окна.
— Помоги мне, кажется, на задвижку не заперто.
Кристофер крепко взялся за раму, и она немного подалась вверх. Франсис быстро просунула в щель пальцы, потом всю руку и дотянулась до засова на двери. Они вошли в кухню.
Кэтел уже опять привалился щекой к стене и вытирал бинтами лицо. Видно, он перед тем плакал. Он скользнул по вошедшим глазами, но позы не изменил. Эндрю глянул на них испуганно и враждебно, но как будто сразу же упустил их из поля зрения. Лицо его опять стало
— Что с тобой? Что случилось? — громко спросил Кристофер. — Ты болен? Он склонился над Эндрю.
— Вон, смотри, — раздался за его спиной голос Франсис.
Взглянув, куда указывал ее палец, он увидел, что Эндрю и Кэтел скованы вместе наручниками.
Кристофер отскочил, словно невзначай коснулся металлической руки. Эти неживые, припертые к стене фигуры, а теперь еще наручники — было в этом что-то от механики, от паноптикума. Франсис сперва смотрела разинув рот, как завороженная, потом отошла к окну.
— Эндрю, Эндрю, — сказал Кристофер, — как это случилось? Кто это сделал? Ты ранен? Ты долго здесь пробыл?
После короткой паузы Эндрю заговорил медленно и размеренно:
— Я пробыл здесь несколько часов. Наверно, два или три. Нет, я не ранен. — Он поднял ту руку, что была скована с рукой Кэтела, и, слегка хмурясь, посмотрел на часы. Было без семи минут двенадцать. Глаза его расширились, снова стали пустыми, и он уставился в угол кухни. Франсис он словно и не заметил.
— Почему ты сидишь на полу?
— Да понимаете, еще пять минут назад Кэтел был привязан к плите.
— Что?! Кто его привязал? И кто надел на вас наручники?
— Пат.
— Пат? — Франсис метнулась от окна к Кэтелу, тряхнула его за плечо. Кэтел, ты как, ничего? Ну расскажи нам, что случилось? К чему все эти бинты?
Кэтел, слегка отстранившись от ее прикосновения, снова застыл.
— Вы что, заколдованные оба?
— Ему заткнули рот, — сказал Эндрю все так же медленно и раздельно.
— Заткнули рот? Кэтелу? Но почему? Кто это сделал?
— Пат. Вернее, Милли.
— Милли, — сказал Кристофер. — Она здесь была?
— Да. Она пошла с ними.
— С кем с ними? — крикнула Франсис. — Да говори ты толком!
— С Патом. С шинфейнерами.
— Куда они пошли?
— Сражаться.
— О Господи, значит, так и есть. — И Франсис тут же прихлопнула рот ладонями.
— Милли пошла с шинфейнерами, сражаться? — тупо переспросил Кристофер. — Но никакого сражения нет.
— Скоро будет, — сказал Эндрю. — Они начнут в двенадцать. — Он подтянул колени, повел плечом. Сказал: — Сил нет, совсем одеревенел.
— Но сейчас уже почти двенадцать! — Франсис судорожно бросилась к двери, но вернулась и впилась глазами в Эндрю. — А ты… Как ты здесь очутился? Что же, в конце концов, случилось?
— Этого я никогда и никому не смогу объяснить, — сказал Эндрю все так же медленно и глядя мимо Кристофера
— В двенадцать. Быть не может. Это немыслимо. — Кристофер стоял окаменев, свесив руки, как будто и сам превратился в куклу. Милли ушла к повстанцам, ушла с Патом, с револьвером в руке. — Но почему ты остался здесь? Раз ты знал, почему никуда не пошел, не предупредил?
— Это же был твой долг, о чем ты только думал? — Теперь в глазах Франсис была ярость.
— Я не могу объяснить, — сказал Эндрю. — Узнал я об этом совершенно случайно. А потом я дал Пату слово, что никому не скажу и не уйду отсюда до двенадцати часов. А он приковал ко мне Кэтела, потому что не хотел пускать его туда, где будут сражаться. И заткнул ему рот, вернее, Милли заткнула, чтобы он не мог позвать на помощь. А я его размотал и руку ему освободил, как раз перед тем как вы пришли, потому что он очень уж плакал, я боялся, что он задохнется, да все равно время уже почти истекло. — Он говорил скучным голосом, как о чем-то, что всем должно быть очевидно. Он неловко пошевелился, и рука Кэтела дернулась.
— Но почему, почему, почему? — крикнула Франсис. — Почему ты согласился? Почему дал слово? Чем он мог тебя так запугать? Почему ты не выбежал на улицу, не попытался все это прекратить? Почему часами сидел здесь сложа руки? Ты что, забыл, что ты военный, офицер?
Эндрю только покачал головой. Он бросил взгляд на Франсис и сейчас же зажмурился, точно его ослепило.
Франсис топнула ногой. Руки ее вцепились в заляпанные грязью полы пальто. Она шагнула к Эндрю, точно хотела дать ему пинка.
— Дал честное слово! Дал Пату честное слово! Ты должен был застрелить его как изменника! Ты предал короля и родину! Опозорил свой мундир! Как ты мог? Я просто не понимаю.
— Пат тоже, наверно, не понял, — медленно произнес Эндрю.
— Это все потому, что ты испугался Пата. Ты всегда его боялся. Я тебе никогда не прощу…
И тут, когда голос ее захлебнулся в слезах, явственно прозвучал чистый удар колокола. Это зазвонили в церкви Святого Иосифа на Беркли-роуд.
Все на мгновение замерли. Потом Кэтел рванулся вперед и стал подниматься. Эндрю пробовал усидеть, но его вздернуло на колени. Двое скованных покачались из стороны в сторону и наконец кое-как встали на ноги. Франсис опять зарыдала. Колокол мерно звонил. Издалека донесся звук, похожий на ружейную стрельбу.
25
В ярком солнечном свете Эндрю и Кэтел мчались вниз по Блессингтон-стрит. Небо, безоблачное, бледно-золотое, слепило им глаза. Между ними болтался, скрывая наручники, чей-то макинтош, который Эндрю догадался прихватить, когда Кэтел тащил его через прихожую на улицу. Ноги их скользили на тротуарах, еще не высохших после дождя, и мокрые солнечные дома отзывались эхом на стук их шагов, а они неслись, то сшибаясь вместе, то отлетая друг от друга, насколько пускали скованные руки.