Alouette, little Alouette…
Шрифт:
– Хорошо, – возразил он. – Сразу как бы повышаешь свой статус.
– Что, – спросила она, – серьезно?
Он кивнул:
– Мы же пока что люди со всеми слабостями и рефлексами, доставшимися нам от питекантропов. Хотя все больше человечков начинают осознавать, как много придется оставить в этой жизни… Что ты так смотришь? Ах да, не в смысле перехода в мир иной, хотя переход в сингулярность то же самое, что переход в мир иной, только покруче…
– Да что там эти ваши человечки начинают осознавать, – спросила она, – что-то я не заметила. Я же тоже человечек.
– Общество еще не бурлит, – согласился он, – любое общество в массе тупее некуда, но верхушка уже насторожилась…
– Максим Максимович, – сказала она печально, – не надо меня на «вы». Мы же знакомы…
– Да? – переспросил он. – Я думал, современные девушки не знакомятся с посторонними даже в постели!
– Я не современная, – пояснила она, – я суперсовременная.
– Тогда ладно, – сказал он, – сейчас наступило время, к которому никак не может привыкнуть простой человек с нормальной психикой. К примеру, идеально работающие приборы, еще не отработавшие гарантийный срок, приходится выбрасывать, потому что за это время созданы следующее и даже послеследующее поколения, те работают во много раз лучше… Вернее, не они работают, а мы, потому что все приборы уже давно стали частью нас самих. Мало кто это понимает, но человек, даже искренне ратующий за отказ от технологической цивилизации и возврат к природе, не откажется от мобильника, автомобиля и прочих технических штучек. И вот человечку, который все еще ошарашен этим временем и не приспособился к нему, предлагают вступить во что-то вообще невообразимое.
Она зябко повела плечами.
– Я бы не рискнула.
– Вот-вот!
– Одна бы не рискнула, – пояснила она, – но с тобой… хоть в огонь.
– Абсолютное большинство населения, – согласился он, – и не помышляет ни о каком переходе в сингуляры. Их полностью устраивает, что они отныне почти полностью здоровые, не болеют, а еще вот-вот их всех сделают бессмертными. В сингуляры пойдут только ученые, да и то не все. С точки зрения трансгуманизма трудно назвать учеными даже, например, мирового уровня археологов, что раскапывают кости очередного фараона и с торжеством рапортуют о величайшем открытии века, что даст новый рывок всей науке: дескать, фараон спал, оказывается, не только со своей женой, но и ее сестрой! Лучше бы сиськи Ани Межелайтис обсуждали, все-таки дешевле и в самом деле интереснее: как же она ухитрилась увеличить их на два размера без операций?
Она чуточку улыбнулась, хотя хотелось хихикнуть, но удержалась, сказала как можно серьезнее:
– Насчет перехода в сингуляры дискуссии если и ведутся, то где-то у вас там, на страницах научных журналов…
– Почти верно, – сказал он, и она сразу приободрилась. – Дискуссии даже там хоть и ожесточенные, но осторожные. Дабы народ не волновать. Хоть он туда и не заглядывает, там нет Ани Межелайтис, но журналисты могут подсмотреть, а потом такие ужасы распишут!
– А там что, – спросила она, – как будем переходить в волновую форму?
– И ты, – спросил он, – намылилась?
– Я за тобой, – пообещала она. – Не отстану.
Он вздохнул:
– Ну что за щасте мне привалило… И такое переводить в волновую форму? Туда нельзя даже лучшим из лучших!.. У всех инстинкты о-го-го!.. Даже Курцвейлу и Обри надо кое-что убирать, а другое что-то усиливать.
Она сказала осторожно:
– А можно не убирать…
– Ну да, – заметил он саркастически, – еще бы!
– Всего лишь, – закончила она, – усилить чувство ответственности. Взрослости.
Он запнулся, подумал, посмотрел с интересом:
– Кто подсказал?
– Сама придумала, – ответила она настороженно. – А что не так?
– Напротив, – ответил он, – очень разумно. В самом деле сама?
– Я же сказала, – ответила она сердито. – И что особенного? Я же просто сказала, что думаю!
– Хорошо думаешь, – одобрил он. – Давно с тобой такое несчастье?
Она посмотрела на него исподлобья:
– Со второго-третьего дня… как начала здесь работать.
– Какая же свинья у тебя отец, – сказал он с глубоким сочувствием. – Порхала бы себе и дальше, нектары и амброзии хлебала, танцы и веселье круглые сутки… Даже зверь у тебя отец, а не простая свинья!
Она сказала недоверчиво:
– Да ладно, я же вижу, ты так не думаешь. Напротив, злорадствуешь, ржешь так глубоко внутри…
– Не ржу.
– Ржешь, – повторила она. – Ладно, пойду, а то уже смотреть начинают… Через полчаса обед, не забудь.
Он проводил ее взглядом, двигается она по лаборатории, несмотря на свои заявления, уже уверенно, почти по-хозяйски, чувствуется жилка сильной натуры. Ишь, готова в сингулярность, даже не зная, что это такое и что ее там ждет!
На самом деле обществу в целом еще далеко до сингулярности, хотя та приближается стремительно, а люди даже не избавились от простейших и давно знакомых болезней, и вообще из-за новых технологий фактически уже разделяются на два вида: здоровые изначально и… прочие. Большинство болезней оказалось проще лечить на генетическом уровне, то есть еще новорожденному поправить пару ДНК, и он уже никогда не будет знать, что такое геморрой, аденома предстательной и прочие-прочие, которые и не считаются болезнями, так как всего лишь результат нашего прямохождения, но сильно осложняют жизнь, а излечить их практически невозможно, так как после операции нарастают снова, а лекарствами эти наросты не убрать.
Увы, взрослым операции на генном уровне ничего не дают, но детей вот изначально удается от них избавить. Такие взрослые, обремененные тяжелыми болезнями, что и не считаются болезнями, так как «от возраста», должны бы любой ценой ломиться в сингулярность, но поди ж ты, рассуждают, как это мудро и правильно – дожить до внуков и помереть…
Он вздохнул и повернулся к подопытным мышкам.
Глава 3
При всем равноправии женщины предпочитают оставаться женщинами не только в том, что носят платья. Максим лишний раз уверился в этом, когда от установки по быстрому синтезу потянуло вкусным запахом.
Аллуэтта и Анечка с таким азартом и самозабвением колдуют там, словно только что открыли формулу вечной жизни и теперь лишь что-то подправляют в ней, придавая по-женски красивую форму.
Заметно, что командует уже Аллуэтта, хотя совсем недавно льстиво выспрашивала у Анечки, что здесь и как, и вообще ходила за ней хвостиком. Впрочем, смена ролей Анечку не обижает, скорее веселит, она себе цену, как виртуозному манипулятору, знает, а роль лучшей кухарки можно и уступить, не жалко.
Он поднялся из-за стола, с кряхтением разогнул застывшую спину. Френсис оглянулся, заслышав шаги. Максим подошел к нему, помахал руками, разгоняя кровь по телу.
– Ну ты как?
Френсис горестно вздохнул:
– Работаю, как лошадь на водопое.
– Понятно, – ответил Максим. – Есть только один вид работы, который не вызывает депрессии.
Френсис сказал заинтересованно:
– Какая? Хочу!
– Та, – сказал Максим безжалостно, – которую не обязан делать. Давай-давай, не отлынивай! Самая тяжелая часть работы – решиться за нее взяться.
– Да я уже почти приступил, – заверил Френсис. – Я вот думаю, обычно те, кто лучше других умеет работать, лучше других умеют и не работать. А так как не работать лучше всех умею я, то значит, лучше всех умею и работать?.. Шеф, это намек, что можно бы повысить жалованье такому ценному работнику!