Alouette, little Alouette…
Шрифт:
– Я тебе повышу, – сказал Максим с угрозой. – Так повышу…
Он прошел дальше, поглядывая и принюхиваясь, женщины с одинаковым азартом занимаются наукой и кухней, все-таки мы с разных планет, верещат, как две мартышки, что отыскали вместо одного банана целую гроздь.
Аллуэтта оглянулась, просияла, но спросила шепотом:
– Он что, такой ленивый?
– Кто?
– Френсис…
– Ну и уши у тебя, – сказал Максим. – Тебе бы в ЦРУ. Он не ленивый, а… понимаешь, наша работа на девяносто процентов из скучной рутины вроде проверки и перепроверки результатов. А всем хочется заниматься только творчеством! Увы,
Она сочувствующе вздохнула. Понятно, в первую очередь роботами заменили сборщиков автомобилей и вообще всех на конвейерах. Потом пришла очередь обслуживающего персонала, в том числе даже официантов.
Впрочем, почему даже? От официанта, как и любой прислуги, требуется бесшумность и незаметность, то есть ни одного лишнего движения. Подал на стол и снова замри у стены, не шевелись, не моргай и даже не дыши, не отвлекай на себя вниманиие, в общем, будь роботом.
Так стоят часовые в людных местах, так работали кассиры в магазинах, служащие в муниципалке… Сейчас вся эта масса народу высвобождена, их работа автоматизирована, но им приходится выдавать некую зарплату, которую снова начали называть зряплатой, но не давать же им подохнуть с голоду… хотя почему бы не сделать это как-то гуманно, что вроде бы это они сами восхотели, по своей свободной воле? Как она слышала краем уха, созданы целые научно-исследовательские институты, что разрабатывают изящные программы по сокращению населения Земли, чтобы уменьшалось как бы само по себе под вздохи и сожаления тех, кто это сокращение запланировал и активно проводит в жизнь.
Максим прошел мимо и вскоре исчез за исполинской установкой ККК-3С, Аллуэтта не решилась проследовать с ним дальше. Здесь все на виду, и пока она позволяет себе пройти с ним рядом не больше пяти шагов, а вот завтра уже можно будет решиться на целых шесть.
Анечка сказала с сияющим лицом:
– Готово. Можешь звать за стол.
Аллуэта ответила с опаской:
– До обеда еще пять минут.
– Ученые точные, – сказала Анечка, – но не занудные.
– Поняла, бегу.
К ее облегчению, из-за рабочих столов с огромным удовольствием поднялись все, даже Джордж, который всегда уверяет, что он сидит на голодной диете и вот совсем, ну совсем никогда не хочет есть.
Только Евген некоторое время двигался в направлении обеденного стола, как зомби. Максим как-то объяснил Аллуэтте, что гордый потомок запорожцев недавно отыскал «гены суицида», так их называют в обиходе. Это те самые, что находятся в полусонном состоянии вплоть до глубокой старости, а затем их активность растет по экспоненте. Однако отключить их не удается. Где-то есть то ли запасные механизмы, то ли организм умеет создавать новые, но по этой теме работают несколько десятков лабораторий, идет соревнование, кто быстрее, проще и дешевле отыщет «выключатель», потому Евген жаждет закрепить за собой приоритет открывателя и потому последнее время и ночует в лаборатории.
Аллуэтта отправилась вытаскивать из-за стола Георгия, тот в последний момент вспомнил, что пора покормить своих мышек. Аллуэтта начала уверять, что она сама покормит, Георгий надменно напомнил, что лучшие повара всегда мужчины, даже в мире людей, а уж для мышей так и вообще…
Максим и Френсис уже сели за стол, Максим оглянулся на спор Георгия с Аллуэтой, проворчал:
– Господи, ну что эта дурочка прицепилась…
Френсис посмотрел с изумлением:
– Ну дура, а что тебе еще надо? Умная женщина не менее притягательна, чем искусственный разум.
Максим сказал в нерешительности:
– Я не совсем тебя понял… Хочешь сказать, что умные тебе неинтересны? А вот мне искусственный разум очень даже нравится.
– Мне тоже, – согласился Френсис. – Ну там, чтоб два раза не повторять «подай-принеси».
– А интегралы…
Френсис прервал:
– Не надо! Вот этого не надо. Нужна умная, даже очень умная, но не слишком. «Подай-принеси» понимает, этого достаточно. Ты что, извращенец?
– Н-нет…
– И я вроде нет. Как мне временами кажется. Но временами думаю, если мы в самом деле достигнем бессмертия и войдем в сингулярность, то почему мы сейчас такие вот и здесь?.. Если сингулярность достижима, мы должны быть на вершине времени, в его конце, а все события – в прошлом. Но если мы здесь и такие, то это значит, сингулярность не может быть достигнута?
Максим сказал с интересом:
– А другие варианты?
– Есть, – ответил Френсис. – Сингулярность достигнута, сам сингуляр уже в конце времени, а все остальное видит в прошлом. Но мы в данном случае являемся цифровыми, так сказать, персонажами. Некий сингуляр создал мир, содействовал зарождению жизни, а теперь смотрит, как она развивается. Временем он не ограничен, так как может заглядывать в любую точку, хоть в пещерные времена, хоть в эпоху Карибского кризиса, или смотреть на взрыв первой атомной бомбы. Потому я вот, тоже он и есть, он смотрит моими глазам на мир, наблюдает за моими переживаниями, страданиями, радостями, моим развитием и умиляется, это же он таким был всего несколько миллионов лет назад!..
Максим спросил скептически:
– То есть Бог?
Френсис кивнул:
– Да, он Бог. Точнее, я – Бог. Потому что я хоть и здесь, но я одновременно и там.
Максим придвинул ему подрумяненные хлебцы на блюдце.
– Ешь, в сингулярности таких не будет.
Подошел наконец Георгий, Аллуэтта заботливо придвинула ему широкую тарелку со вкусностями.
Они заканчивали с обедом и неспешно разделывались с булочками и гренками, прихлебывая из больших чашек кофе, когда в лабораторию важно вошел священник, неся впереди себя огромное брюхо.
Френсис с интересом покосился на важно шествующего по лаборатории священника.
– Может, пригласить его к столу? Для прикола?
Максим покачал головой:
– У православных сейчас постные дни. Так что наш святоша уже нажрался всяких севрюг с хреном и белуг с аджикой, закусил грибочками сорока сортов, и теперь ему дышать тяжело…
– Да-а, – сказал Евген озадаченно, – поджаренные хлебцы точно есть не станет.
– И на митинг не пойдет, – сказал Френсис.
– На какой?
Френсис отмахнулся:
– На любой. Сейчас народу делать нечего, вот и митингуют. Все от власти чего-то требуют. Эти уволенные за ненадобностью официанты, кухарки и менеджеры магазинов точно знают, как править страной, а тупое правительство ну никак не желает их слушать!
– А что, – сказал Евген обидчиво, – если молодые, то тупые? Галуа вон в восемнадцать лет математику открыл, а Шварц генетику придумал. Сам Алферцев вчера шел во главе демонстрации…
Джордж сказал скорбно: