Альпийская рапсодия
Шрифт:
— Это невыносимо, — прошептала она. — Ужасно! — Она повысила голос. — Он не может играть!
— Тише! — зашикали на нее соседи.
Ивлин прижала руку к груди, как будто ей стало тяжело дышать.
— Я тоже не могу… теперь!
Рука Макса обняла ее за талию, и он потихоньку повел ее из зала прочь.
— Даме стало плохо, — объяснил он билетерше, которая сердито посмотрела на них за то, что они мешали другим.
Макс привел Ивлин в буфет. Там царил полумрак, и зрители после антракта вернулись в зал. Только за столиком в углу двое мужчин обсуждали какие-то дела, которые оказались
Макс поставил перед ней чашку кофе; его лицо было напряженным и мрачным. Подняв на него глаза, девушка смущенно улыбнулась.
— Мне очень жаль… но я не могла этого вынести.
Макс сел рядом с ней и взял ее за руку.
— Расскажи мне все, — настойчиво попросил он.
Ивлин посмотрела на него отсутствующим взглядом, как на незнакомого человека.
— Понимаешь, когда-то я играла это произведение, — прошептала она. Легкая улыбка, исполненная гордости, тронула ее губы. — Но я играла его так, как это следует делать.
— Я знаю. Я слышал твою игру.
До Ивлин не сразу дошел смысл его слов. Она подняла голову и, широко открыв глаза от удивления, уставилась на него.
— Ты не мог меня слышать!
— И все же я слышал. Я ездил в Лондон послушать Изабеллу Равелли.
— Тогда… тогда ты все знаешь?
— Я думаю, что мне удалось собрать картину воедино. — Очень осторожно он поднес ее левую руку к губам. — И нельзя сотворить никакого чуда?
— Нет, для таких, как я, не существует чудес. — Ивлин резко отдернула руку. Если бы она решилась наконец рассказать Максу о своей загубленной карьере, то она хотела бы, чтобы это прозвучало неким драматическим откровением, а не робким признанием, сделанным шепотом в театральном буфете. Однако оказалось, что ей собственно и нечего открывать. Если Макс видел ее в Лондоне, то он с самого начала знал, кто она такая.
— Значит… когда ты встретил меня на лугу… ты узнал меня?
— Мне показалось, что узнал, но я не был абсолютно уверен. Имя было совсем другим, хотя инициалы совпадали. Я всегда подозревал, что Изабелла Равелли — это псевдоним. Это имя было немного… ненатуральным. К тому же ты изменилась.
— А знаешь, почему? — громко воскликнула она. — Знаешь?
— Тише, Иви, — успокоил ее Макс, когда один из бизнесменов удивленно повернулся к ним. — Выпей кофе.
Ивлин послушно подчинилась, и постепенно ее возбуждение прошло, уступив место любопытству.
— Но почему ты ездил послушать меня? Я не думаю, что мое имя было известно в Австрии… хотя может быть… — Она замолчала.
— Музыка моя профессия. Я работаю со многими концертными залами. Я читал рецензии на твои выступления и, признаюсь откровенно, не очень доверял им. У меня были в Лондоне свои дела, и я решил воспользоваться случаем, чтобы тебя послушать. Я ожидал увидеть просто талантливую пианистку, но встретил гения. И я нашел… еще кое-что.
Ивлин отреагировала только на одно слово.
— Ты решил, что я — гений? В самом деле?
— Да, насколько пианист может быть гением. Сам Лист не мог бы
— О! — Взгляд Ивлин упал на ее левую руку. — А потом случилось это несчастье, — произнесла она упавшим голосом.
— Ты же можешь заняться чем-нибудь другим, — сказал Макс, не обращая внимания на отчаяние в ее голосе. — Ты когда-нибудь пробовала писать музыку?
— Да. Это были глупые детские вещи. Я не композитор, я — исполнитель.
— Но у тебя в душе живет музыка. Это могло бы восполнить твою потерю.
— Ничего нельзя восполнить, — с жаром возразила она. — Ты думаешь, я соглашусь стать третьесортным композитором, когда была первоклассным пианистом? Я хочу все или ничего.
— Понимаю.
— Но ты… ты ведь тоже музыкант? — спросила Ивлин. — Ты пишешь музыку?
— Нет. Я играю на многих инструментах, но непрофессионально. Иногда дирижирую. Музыка очень много значит для меня.
— И ты лишь вскользь обмолвился об этом?
— Я понял, что музыка — болезненная для тебя тема, — сдержанно заметил он, — а когда я рискнул пригласить тебя на концерт, и ты упала в обморок, я решил, что только подливаю масла в огонь.
— Бедный Макс! — Она смущенно засмеялась. — Но я ужасно рада твоему приглашению, ты, можно сказать, снял с меня заклятие.
— На это я и рассчитывал.
— Ты, наверное, решил, что я со всеми своими комплексами и табу превратилась в истеричку, — грустно произнесла Ивлин. — Но я не всегда была такой. — Она задумчиво посмотрела на Макса, жалея, что он мало знал ее раньше, в зените ее славы. — Тебе понравилась моя игра, значит, если бы судьба сложилась иначе, мы могли бы встретиться, но при других обстоятельствах, и я не выглядела бы печальным призраком. — Ивлин вздохнула о несбыточном. Тогда она была бы сияющей звездой.
— Когда я увидел твою руку, я начал сопоставлять факты, — сказал Макс. — Я долго пытался разыскать Изабеллу Равелли. Я надеялся, что будут объявлены новые выступления и ты как комета пролетишь по всей Европе, но когда никаких сообщений не последовало, я начал думать, что случилось что-то из ряда вон выходящее. Твой агент сказал, что ему ничего не известно, и я был ужасно разочарован, когда все мои усилия найти тебя оказались тщетными.
— Но почему? Я не была слишком важной особой.
— Для меня была, — просто ответил он. Потом, заметив тень сомнения на ее лице, засмеялся и добавил: — Естественно, я хотел заключить с тобой контракт, пока твои гонорары не стали слишком высокими. Но как тебе удалось избежать внимания прессы? Насколько мне известно, о несчастном случае ничего не писали, иначе бы я прочел сообщение.
— Оно появлялось с фотографией Гарри. Он тогда был знаменитостью, а я — лишь восходящей звездой. Очень немногие знали мое настоящее имя, а журналисты еще не проникли в мою частную жизнь. К тому же я почти не пострадала. — Ивлин грустно усмехнулась. — Кажется, меня упомянули лишь как невесту Гарри. Это порадовало бы его. Он всегда говорил, что одной знаменитости в семье вполне достаточно.
— Но его спорт даже нельзя сравнивать с твоим искусством.
— Пожалуй, но Гарри был к нему равнодушен, и я собиралась отказаться от выступлений перед публикой, когда мы поженимся.