Алракцитовое сердце
Шрифт:
– Невозможно.
– Мне не хотелось бы прибегать к помощи "вдовьих слез", но в случае необходимости придется, - сказал Голем.
– Может быть, у вас все-таки найдется менее ценное средство?
– Я лечу, а не калечу, - отрезала Харрана.
– Прошу вас!
– Нет!
– рявкнул Деян.
– Совсем ума лишился?! Никуда ты сейчас не поедешь! Об отраве своей и думать забудь. Или...
– Так и не придумав, что "или", он вскочил и зашагал по комнате от стены к стене, с каким-то отстраненным удивлением понимая, что действительно взбешен.
– Мрак бы тебя побрал, вытворяешь невесть что, глупость за глупостью! С меня довольно. Делай, что скажет госпожа лекарь! И не морочь ей голову своей болтовней. Полтора,
– Эй, ну, будет, будет... Я же еще не сделал ничего...
– Голем казался совершенно обалдевшим и едва ли не напуганным его вспышкой.
– Перестань, Деян. Чего ты так взвился?
– Ты уже сделал достаточно, чтобы опять валяться полумертвым, - с нарочитым спокойствием сказал Деян, подойдя вплотную к кровати и поймав растерянный взгляд чародея.
– Но сегодня ты больше точно ничего такого не сделаешь. Если будет нужно, Джибанд об этом позаботится. Ты ведь не откажешь своему мастеру в этой услуге, Джеб? Он будет недоволен, но, как видишь, у него временное помрачение рассудка, так что до утра... самое меньшее - до утра все его приказы недействительны.
Было несколько самонадеянно требовать от Джибанда не подчиняться "мастеру"; однако великан кивнул с видимым удовлетворением:
– Я понял и совершенно с тобой согласен, Деян.
– Ну и ну.... Вы слышали: ваш "Абсхар Дамар" не волен распоряжаться даже самим собой, - обратился Голем к Харране.
Харрана промолчала, только покосилась на Деяна, как ему показалось, с некоторым уважением.
Капитан Альбут стоял в сторонке и делал вид, что его происходящее никак не касается.
– Ну что ж, абан-хо. Будь по-вашему: командуйте, - не найдя ни одного союзника, Голем сдался без боя.
– Доверяюсь вашему искусству.
Харрана велела капитану Альбуту принести с кухни подогретой воды и привести одну из женщин-служанок, которой собиралась поручить следить за приемом лекарства, а пока тот ходил, с интересом разглядывала Джибанда и перекинулась с ним десятком фраз на гортанном хавбагском наречии. В отличие от епископа Андрия, никакого предубеждения к "ненастоящим людям" она не испытывала.
Капитан вскоре явился с небольшим ведерком и фигуристой рыжеволосой девицей; Деян попытался вспомнить, та эта девица или не та, что развлекалась с чародеем ночью, но так и не смог, и, успокоив любопытство тем, что вопрос этот не имеет ровным счетом никакого значения, воспользовался случаем и выскользнул вслед за капитаном за дверь.
– Действительно Абсхар Дамар, значит. Ну, мать. Дожили.
– Особо удивленным Альбут, однако, не выглядел.
– Дурак он набитый, вот он кто, - выпалил Деян, еще не до конца успокоившийся.
– А моя-то - дура-баба!
– Альбут криво усмехнулся.
– Проще море вычерпать, чем ересь из хавбага.
– Что это значит - "Абсхар Дамар"?
– Хранитель Мира.
– Это я понял. Смысл в чем?
– У хавбагских еретиков Хранителей больше, чем блох на собаке. Дай бог памяти...
– Капитан наморщил лоб, вспоминая. Вряд ли он был большим знатоком чужеземных обычаев, но много общался с Харраной, а возможно, и с другими хавбагами, потому что-то, да знал.
– Вроде бы вся соль в том, что пока Абсхар Дамар нес службу - все у них было хорошо, и погиб он, чужеземец, за то, что не желал зазря проливать кровь и предпочел правое дело их народа неправым намерениям своего. Тут игра слов, по-нашему коротко не сказать. "Дамар" на хавбагском - и "достоинство", и "перемирие", и "мир": все сразу.
– Альбут сделал размашистый жест.
– Достоинство и мир - одно и то же слово?
– удивился Деян.
Они спустились в зал и сели за ближайший к лестнице стол.
– Ну да. Только это по-нашему вернее всего будет сказать "достоинство". Так мне объясняла Хара. А по-ихнему жить в мире - в мире вообще, жить в ладу с другими и жить в ладу с самим собой - это все, ну, одно и то же.
– Альбут говорил скороговоркой, и губы его странно кривились, словно не справлялись с плохо понятными и чуждыми ему, перенятыми из чужих уст словами.
– Увязнуть в долгой войне для хавбага значит, вроде как, утратить достоинство. При этом воюют они постоянно. А из тех, кто осел у нас, на материке, многие в наемники идут... Больше им податься некуда, но не то, чтоб им такая жизнь была не по нутру. Несмотря на все речи про мир и достоинство - воюют они охотно, хорошо воюют. Тьфу!
– Он сплюнул на пол и отмахнулся, будто от чего-то невидимого.
– У нас говорят: проще женщину понять, чем хавбага. А Хара всем женщинам женщина, и всем хавбагам хавбаг. Голову сломишь...
– Он поморщился.
– В Хранители посмертно записывают, чтоб без всяких неурядиц, но твой князь Ригич, выходит, недоумер: ситуация, м-да. Их богословы с ног собьются, выдумывая, как все это увязать. Ну и бесы бы с ними! Но Хара... не представляю, что у нее в голове сейчас творится. Зато знаю наверняка: здесь, в Нелове, скоро будет жарко, и ей пора отсюда бежать: но меня она не слушает... Может, он ей скажет, а?
– Я могу его попросить, - неуверенно сказал Деян.
– Но разве его она послушает? Хоть он и Хранитель... что-то не особенно она с ним почтительна.
– Да.
– Капитан снова скривился.
– Похоже, не послушает.
– Ты за этим и хотел ее с ним свести?
– догадался Деян.
– За этим, - просто согласился капитан.
Он будто собирался еще что-то добавить, однако передумал и вместо этого подозвал проходившую мимо Цвету. Она кивнула Деяну и улыбнулась капитану как старому знакомому:
– Привет, Ранко. Нести обед?
– И что-нибудь к обеду, - буркнул капитан.
– Если господин Ригич не опустошил вчера весь ваш погреб.
– Он бы лопнул, - легкомысленно отшутилась Цвета.
– Вы оба мрачнее тучи; плохо дело?
– Да нет; скорее, наоборот, - сказал Деян.
– Ну и хорошо; с мертвым с ним хлопот было бы еще больше, чем с живым, могу поспорить, - хмыкнула Цвета.
– Погляжу, осталось ли жаркое...
Она неторопливо удалилась в сторону кухни.
"И проспорила бы, - мрачно подумал Деян.
– Его ведь никто не хватится. Не будет искать, не будет мстить: он и так, считай, мертв".
Злость на чародея прошла, и, вспоминая себя четверть часа назад, теперь он чувствовал стыд. Одуревшему от мигрени и обрушившихся "новостей" Голему дурость была почти что простительна; тогда как орать на него, и так едва живого, крыть его при всех по матери и грозиться непонятно чем было, прямо сказать, глупо. И недостойно.
К столу подошла Харрана: попрощалась и обещала зайти утром.
– Недавно я назвала вас сумасшедшим, господин Химжич.
– Напоследок она наградила его долгим взглядом; Деян заметил, как на мгновение уголки ее губ приподнялись вверх.
– Рада, что не ошиблась.
Он так и не решил для себя, было ли это оскорблением или комплиментом. Дурацкий огромный платок на голове совсем не шел ей, и все-таки она была очень красива; особенно когда улыбалась.
– Рад, что вы не отказались проверить.
– Деян улыбнулся ей в ответ.
– Спасибо.
Капитан отправился ее проводить.
Пришел назад он довольно скоро, аккурат к поданному Цветой жаркому. Деян задумался: это Альбут почему-то вернулся с полдороги или время в Нелове текло, как попало; но спрашивать постеснялся.