Алракцитовое сердце
Шрифт:
– О мире по одним сказкам и россказням пьяным судить неверно, - сказал он.
– Города бывают всякие. И гаже этого, и лучше, много лучше... Хотел бы я снова увидеть Ирталь!
– Чародей улыбнулся.
– Но его нет больше: забрало море - еще на моей памяти... В юности я был дурак: мне редко нравились города, непригодные для войны. Но знатоки называли Ирталь чудом рук человеческих; там было на что посмотреть. Джеб бы рассказал лучше, но кое-что помню и я.
Голем начал подробно и скучно рассказывать о прекрасных белокаменных статуях, о державших крыши святилищ огромных колоннах, о каналах и бьющих
Вопреки обычному, Деяна рассказ совсем не увлек: слишком много всего за прошедший день он услышал; слишком много тяжелых мыслей ворочалось в голове, и эта очевидная и неуклюжая попытка чародея его развлечь только добавляла им веса.
– Рибен! Почему ты не злишься?
– не выдержав, перебил он.
– Не задашь мне трепку?
– А должен?
– Голем вскинул брови в картинном недоумении.
– Не валяй дурака!
– сердито сказал Деян.
– Я оскорбил тебя. Несколько раз. На виду у всех. Перед тобой знатные господа на карачки бухаются, рассердить боятся, а тут... Кто ты - и кто я...
– О как!
– Голем присвистнул.
– Раньше надо было думать, "свободный человек", кто ты и кто я. Много раньше, а теперь уж поздно переигрывать. Тебе так не кажется?
– Может, и кажется. А только ты не увиливай, - проворчал Деян.
– Я еще не забыл, как ты старику Беону ребра крошил за длинный язык. Едва насмерть не убил. А со мной тут лясы точишь.
– Ваш старик оскорбил мою жену и всех моих людей, с умыслом, и получил то, чего добивался. Смекаешь, в чем между вами разница?
– Голем усмехнулся.
– Деян, бывают случаи, когда я не могу сдержать себя, это верно, но если бы я кидался с кулаками на каждого, кто повышает на меня голос, Радислав дал бы мне отставку, а люди прозвали бы Безруким, потому что кулаки я стер бы по локоть.
– Он помолчал немного.
– А бросайся я на тех, кто пытается мне помочь, то не прожил бы на свете и полувека. К тому же ты везунчик... Днем я не мог и руки поднять; а до нынешнего часа у меня было навалом времени остыть. Но если ты настаиваешь на том, чтобы получить по лицу, - так и быть: только давай подождем до завтра: темно нынче - боюсь промазать.
– Опять все к шутке сводишь, колдун, - со вздохом сказал Деян; но от сердца немного отлегло.
– И что прикажешь с тобой делать?
Голем, скривившись и сцепив зубы, осторожно сел в кровати.
– Раз уж ты спросил - помоги встать, - чуть задыхаясь, сказал он.
– Если так пролежу до утра, завтра совсем двинуться не смогу: руки-ноги слушаться не будут.
Деяну, которому в свое время приходилось лежать без движения по многу дней, это чувство было хорошо знакомо, так что он без лишних слов пригнулся и позволил обхватить себя за шею.
Чародей навалился на его плечо всем весом; первые пять шагов до стены дались с огромным трудом. Но обратный путь оказался уже полегче.
– Я слышал, как вы говорили с Харраной. Твои дела в самом деле настолько плохи?
– спросил Деян.
– Не сейчас...Вообще.
– Не думаю, чтобы у меня или у Харраны хватало знаний наверняка судить об этом, - отозвался Голем, когда они снова добрались до стены.
– Хоть на один вопрос ты можешь сегодня ответить прямо?
– Не на этот, Деян. Не на этот.
– Ладно.
– Деян сглотнул отчего-то вдруг подкативший к горлу ком.
– Знахарка, что лечила меня, тоже всегда говорила надеяться на лучшее, если худшее от нас не зависит...
– Она была мудрой женщиной.
– Разве может мудрый человек быть сумасшедшим?
– Будь здесь старина Фил, он сказал бы, что не просто может, но даже обязан: в противном случае жизнь мудреца будет слишком скучна.
– А сам он, надо полагать, частенько сетовал на скуку?
– В яблочко! И обзывал скудоумными неучами не знавших скуки юнцов вроде меня, - сказал Голем.
– Уж на что, а на скуку Сумасшедшая Вильма никогда не жаловалась: все время что-нибудь делала, с больными возилась или лекарства готовила, или по дому. Но на ребят, случалось, ругалась.
– Деян улыбнулся, вспомнив старуху; как она - невероятно давно!
– кряхтя и ворча, так же помогала ему ковылять на одном костыле от стены к стене, как украдкой, чтобы он не слышал, отчитывала мальчишек, забравшихся к ней во двор и удумавших обтрясти незрелую еще сливу.
– Было за что. Было...
"Господь Всемогущий!
– Он осекся вдруг и замер на месте; словно небо разверзлось над его головой, окатило ледяной водой и пронзило молнией от макушки до пят.
– Господи. Как я мог..."
За развлечениями минувшей ночи и утренними тревогами, за суетой длинного и тяжелого дня он забыл; начисто забыл о доме, о мясистом пальце полковника Варка Ритшофа, неотвратимой угрозой нависшем над родным клочком карты.
О том, что чародей освободил его ото всех обещаний и обязательств и что он волен был - или, вернее сказать, должен был, если ему дорог дом?
– минувшим утром не метаться по незнакомому городу, пытаясь помочь чужому человеку, которому все равно невозможно помочь, а отправиться назад... И сейчас мог бы не ходить взад-вперед по комнате, а сидеть в повозке, которая с каждым часом приближала его к Орыжи.
Он не решил оставаться, нет, нет! Он позабыл - и целый день не вспоминал - о выборе, который должен был сделать; о том, что ему нужно скорее возвращаться, если он не хочет найти по приезду одни лишь мертвые тела и горелые бревна!
Осознание странной забывчивости этой было подобно удару. На миг потемнело в глазах, и сердце сжалось от жгучего стыда.
– Деян? Что такое?
– Встревоженный чародей до боли сжал его плечо.
– Да ничего; просто о своих вспомнил.
– Огромным усилием Деня овладел собой.
– Ритшоф вчера показывал, бергичевские отряды близко грязь месят... Как думаешь, в порядке там все? Или...
Жуткие картины "или", словно настоящие, вставали перед глазами: черные остовы стен, наполовину выгоревшая, завалившаяся на бок мельница, и мертвые тела, привязанные к лопастям колеса. Только лиц было не различить - хотя бы за это Деян был безмерно благодарен своей фантазии.
– В смутное время всякое может случиться, - после долгого молчания с неохотой сказал Голем.
– Но я надеюсь, все в порядке. Должно быть в порядке.
– Да.
– Деян нашел в себе силы согласиться. Кроме очевидного желания успокоить его в голосе чародея чувствовалась какая-то странная убежденность, отчего немного больше верилось в то, во что так хотелось верить: все и впрямь в порядке. Пока еще в порядке.