Алракцитовое сердце

Годвер Екатерина

Деян огляделся по сторонам: зрение наконец вернулось к нему в достаточной мере.

Они находились где-то на лесной дороге. Кроме Петера и хавбага, больше никого рядом не было, не считая мертвых тел на телеге, среди которых он сидел.

Прежде Деян наверняка содрогнулся бы от такого соседства, но сейчас оно оставило его совершенно равнодушным: он только оттолкнул чью-то окоченевшую ногу в черном сапоге, упиравшуюся ему спину.

На нем - как и на покойниках, и на Петере - надета была синяя бергичевская форма. Чувствовал он себя очень скверно; но это уже входило в привычку.

–

Сержант знает, что делать.
– Марагар поворотом головы указал на Петера.
– Если остановят на дороге - покажете сопроводительные бумаги, а в Охорской крепости передадите коменданту мою записку: дальше он позаботится о вас. Но если что-то пойдет не так, помоги вам ваш бог, - мрачно добавил он.

Лошадь, запряженная в телегу, тихо посапывала, свесив гривастую голову.

– Вам не опасно находиться здесь с нами, Ивэр-абан?
– спросил Деян.

– Без меня вас остановили бы сразу. И я хотел попрощаться.
– Марагар смерил его долгим взглядом, словно старался лучше запечатлеть в памяти.
– Если ты выживешь и вернешься в "большой мир" - разыщи меня. Тысячи в долгу перед тобой, пусть и не знают об этом.

Деян покачал головой:

– Нет никакого долга: простое стечение обстоятельств. Прощайте, Ивэр-абан, - сказал он с толикой сожаления. Хавбагский лекарь был странным, чужим и чуждым ему человеком, но - как бы дико ни было так думать - возможно, в меньшей мере, чем теперь Петер Догжон.

– Прощай, - сказал Марагар и через мгновение растворился в темноте.

Петер потянул лошадь за поводья, и телега со скрипом покатилась вперед.

– Ты объяснишь мне, что произошло?
– спросил он нерешительно.
– Почему этот иноземный бес помогает тебе... Как ты вообще здесь оказался.

Они выехали из леса на открытое пространство. Деян узнал местность - дорога оказалась та же самая, по которой он четыре долгих дня назад попал в лагерь Венжара ен'Гарбдада. В низине промеж холмов в лунном свете все так же блестела река; только за излучиной - с той самой стороны, где находился Неелов, - по краю неба разлилось зарево. Была Марима-"Цвета" рада теперь этому или нет, но ее мечта сбылась: городу настал конец.

– Пришел на ноге, отрезанной у мертвеца, - сказал Деян.
– Вместе с тем, кто сам как мертвец, но для хавбагов - как бог: во имя него Марагар помог нам бежать.

– Что?..
– Петер, обернувшись, вытаращился на него как на сумасшедшего.

– Потом, Петер, - сказал Деян и, оттолкнув мертвеца, откинулся на спину. Над головой чернело звездное небо; луна шла на убыль.

– Потом, - повторил он, понимая, что это "потом" никогда не наступит.

Глава двадцатая. Путь

– I -

На покойников Марагар наложил сдерживающие разложение чары: телега, по его замыслу, должна была послужить беглецам какой-никакой защитой.

"Солдаты суеверны", - передал Петер его слова.
– "Они привычны к смерти, и все же редкий негодяй будет сердить Горбатую и грабить труповозку".

Деян, когда это услышал, подумал, что хавбаг переоценивает власть предрассудков. Так и оказалось; или же им с Петером просто не повезло: в конце концов, они нарвались не на дезертиров или разбойников, а на обычных, разумных и практичных вояк.

Начало пути прошли спокойно, однако на рассвете следующего дня с дальнего берега ударили пушки - всего единожды, но как будто все разом: грохот стоял такой, будто содрогнулась сама земля. А вечером второго дня малый конный дозор из трех всадников - одного офицера и двоих солдат - окружил телегу. Петер отдал офицеру выданный Марагаром документ с двумя печатями; тот прочитал, поморщился - и порвал бумагу на клочки.

– Лопата есть?
– спросил он у Петера.

Тотт промычал что-то невразумительное; он выглядел совершенно сбитым с толку.

– Значит, руками груз свой закапывать будешь, - равнодушно сказал офицер и повернулся к подчиненным.
– Дохляков - с возу! Им все одно где лежать. А нам возок и кобыла пригодятся.

– Не вышло бы чего худого, - проворчал один из солдат, спешиваясь.

– Да не боись!
– отмахнулся второй.
– Ежели б какую важную персону хоронить везли, не поставили бы в охранение двух доходяг... Куда это он девался?

Солдат закрутил головой, шаря взглядом вокруг.

– Чего это твой дружок убег?
– спросил он Петера, тоже украдкой оглядывавшегося.
– Мы ж не лиходеи какие...

Петер, не скрывая недоумения, пожал плечами:

– Не видал. Небось с испуга брюхо подвело: вернется вскорь.

Деян сдержал рвущиеся наружу ругательства. Он перенес вес на костыль и сделал еще шаг в сторону: чародейская наука пригодилась - неуклюже ковыляя на одной ноге, он все равно оставался невидим. Солдаты даже не успели разглядеть, что он калека.

Но других поводов для радости не было.

Единственное их ружье - одно на двоих - висело на плече у Петера, но тот был растерян и напуган. Даже неприязнь к бергичевцам отступала перед привычкой подчиняться, появившейся у него в плену или еще раньше.

Не он один изменился: прежнего Петера Догжона больше нет, с изумлением и отвращением подумал Деян и снова едва сдержался, чтобы не выругаться вслух. Вместо старого знакомца и старшего товарища, чья самоуверенность и непогрешимость так порой раздражали, рядом стоял побитый и поломанный жизнью человек. И этот человек не смел даже на словах перечить холеному офицеру в чистеньком сидем мундире.

– Разрешится безобразие с рекой - и снова вперед пойдем: никто о твоих покойниках и не вспомнит, - решил ободрить Петера разговорчивый солдат.
– Слыхал поутру пальбу?

– Как не слыхать, - буркнул Петер.

– А то ж! Я ажно на месте подскочил, думал - началось. Но то почетный залп был: командир разъяснил.
– Солдат украдкой глянул на своего офицера.
– То бишь, значит, померла у дарвенцев важная персона; знающие люди говорят - тот самый пришлец, из-за которого весь сыр-бор.