Алракцитовое сердце
Шрифт:
Не дожидаясь возившегося с костылями Ритшофа, высокопреподобный Андрий прошествовал к двери; но ему еще предстояло пережить несколько неприятных мгновений, когда Джибанд вдруг загородил проход и молча уставился сверху вниз.
– Прикажите этому уйти с дороги!
– выкрикнул епископ, отшатнувшись.
– Попроси его сам, - насмешливо сказал Голем.
– Или ты немой?
– Дайте... пройти, - еле слышно пробормотал епископ.
– Если ты изучал историю Империи, то должен знать его имя, - заметил Голем.
– И немного вежливости не повредит. Ну же,
– Пожалуйста, позвольте пройти, гос... господин... Джеб, - выдавил из себя епископ.
На него было жалко смотреть: обращаясь к "полуживому" как к человеку, он совершал нечто для себя немыслимое и недопустимое.
– Всего вам доброго, высокопреподобный Андрий, - Джибанд шагнул в сторону.
Епископ, путаясь в роскошных одеждах, выскочил за дверь с поразительным для своих лет проворством. Ритшоф, громыхая костылями, вышел следом.
Джибанд закрыл дверь.
– Ты быстро учишься, - сказал Голем.
– Вашими стараниями, мастер, - в тон ему ответил великан.
– Что будем делать дальше?
– Выдвинемся завтра утром, когда непогода утихнет. Я не такой поборник справедливости, чтоб гнать людей под проливной дождь.
– Тебе и самому нужен отдых, мастер, - заметил Джибанд.
– Наверное.
Голем откинулся в кресле, бездумно поигрывая в пальцах железным писчим пером; в его руках оно давно уже превратилось в измятую и гнутую полоску с оплавленными концами. Уходящих он даже не проводил взглядом; мысли его занимал не епископ или Ритшоф, но тот, кто находился теперь не так уж и далеко; если "гроссмейстер" Венжар ен'Гарбдад сейчас спал - ему, без сомнения, снились кошмары.
– Ты на самом деле намерен попытаться убить его?
– спросил Деян.
– Возможно, - сказал Голем. Кресло скрипнуло, когда он повернулся лицом к двери.
– Стоит ли верить...
– начал Деян, но, поймав взгляд чародея, обмер, на миг потеряв дыхание от захлестнувшего его чужого отчаяния.
Так смотрел Кенек Пабал из темного угла сарая.
– Ты...
– вновь начал Деян - и вновь замолчал, не в силах найти слов.
Мгновение назад он и представить не мог у Голема подобного выражения лица; но предел душевных сил чародея, как и сил физических, оказался слишком близок - или же удар был слишком силен.
Все то, за что тот когда-то боролся, о чем вспоминал если не с любовью, то с гордостью, было обращено в прах его же именем; тут было от чего утратить не только самообладание, но и рассудок...
– Верить не стоит никому, Деян.
– Голем отвернулся, отбросил испорченное перо и откинулся в кресле. Каким-то невероятным усилием воли он продолжал держаться и человека, совсем с ним незнакомого, возможно, сумел бы обмануть.
– Люди могут лгать или заблуждаться. Но нищета и дикость, которую мы видим, - правда. Виновные должны ответить. И Венжар, и остальные... и я сам. Ты был прав, называя нас подлецами и чудовищами. Мы и есть подлецы и чудовища.
Деян поморщился. Спорить с этим - после того, как сам не раз говорил подобное - было бы глупо.
"Хотя я тогда погорячился".
Деян рывком поднялся с кресла и принялся ходить по комнате; движение, вопреки колющей боли в лодыжке - а может быть, благодаря ей, - возвращало мыслям ясность.
– Поэтому нужно убить его, даже если это убьет тебя, мастер?
– Джибанд, отошедший к стене, разглядывал свои огромные ладони.
– А у тебя есть идеи лучше, Джеб?
– бесцветным голосом спросил Голем.
– Нет, - неохотно признал тот.
– Но мне не нравится твоя. Мне не нравится, что ты вообще собираешься драться с ним, мастер. Он же твой друг.
– Был, - сухо ответил Голем.
– Поэтому сначала я поговорю с ним. Мне нужна правда - какая бы она ни была. А потом... Как в поговорке: "Потом будет потом". Есть еще такая поговорка, Деян?
– Есть, - кивнул Деян, хотя слышал ее впервые.
Вбежали два лопоухих мальчишки, принявшиеся собирать со стола недопитые кружки и тарелки с объедками. Следом вошел Ян Бервен; с лица и волос молодого майора-чародея, пока он топтался у двери, капала вода.
– Я...
– начал Бервен, когда мальчишки вышли с нагруженными подносами вон, и снова надолго замолчал, опустив взгляд.
– Я сожалею о том, что вам пришлось сегодня услышать, милорд. Мне стыдно за тот прием, что мы вам оказали.
– Забудьте.
– Голем искоса взглянул на него.
– Вы принесли?..
– Да. Рад услужить хотя бы в этом.
– Осторожными шагами подойдя к чародею, Бервен поставил перед ним маленькую серебряную флягу с зельем, очень похожую на ту, что все еще висела над столом.
– Но осмелюсь надеяться, оно вам не потребуется...
– Наследие Влада?
– Голем взял флягу.
– Да.
– Погодите: я перелью.
– Не надо!
– Бервен отступил к двери с такой поспешностью, будто Голем собирался его ударить.
– Оставьте себе. Так будет правильно. Дед и отец сделали из нее последний глоток, а я... У меня все равно никогда не хватит мужества. Я поклоняюсь богу, в которого не верю, служу правителю, которого не могу уважать. Я не достоин этой вещи. Не достоин своего имени!
– Не ваша вина, что так вышло, Ян; но в том, что вы продолжаете жить так, как живете, вам некого винить, кроме себя.
– Голем, наконец, удостоил молодого чародея того, чтоб повернуться к нему.
– И вам не на кого надеяться, кроме как на себя. Влад Бервен, которого я знал, не родился настоящим мастером: он им стал. Нашел в себе силы, потому как видел перед собой цель. А вы?
– Я ищу ее, милорд.
– Бервен опустил взгляд.
– Прощайте.
Он вышел, но тут же вернулся.
– Я сожалею, что мой учитель был груб с вами... Прошу, милорд, не судите его строго: мастер Варк совсем не такой человек, каким кажется.
– Пусть его судит Господь, в которого он так истово верит.
– Голем криво усмехнулся.
– Как вышло, что чародеи теперь служат сладкоречивым проповедникам? Так только в Дарвенском королевстве? Или повсюду?
– Не везде, но много где... Мастер Варк говорит, что в смутные времена лишь Церковь проявляла должную заботу о простых людях; за это ей и почет, - ответил Бервен.