Алтари Келады
Шрифт:
— Почти. — Альмарен искоса глянул на охотника, чей рот пока был занят едой. — Снятие магического внушения наверняка сделает уттаков неуправляемыми.
— Тогда дело за вами, друзья-маги, — сказал им Вальборн. — Уттаков слишком много, чтобы победить их, когда они действуют сообща. По сведениям моих разведчиков, около замка не было и трети всех уттаков. Ищите способ противостоять магии Каморры.
— Мы обсудим это с Шантором, — ответил Магистр.
— Я все рассказал ему, когда был на Оранжевом алтаре. Он ничего не ответил, но я понял, что он в затруднении.
— И большое войско собрано? — поинтересовался Магистр.
— Две сотни пеших войск, полсотни конников. Берсерен больше не дает. Еще бы сотни две… — вздохнул Вальборн. — Сегодня из Оккады подошли остатки моего отряда, человек пятьдесят. Я послал за ними Тревинера, пока выздоравливал. Войско встало на том берегу реки — когда мы с вами встретились, я как раз ехал оттуда. Мы выступаем завтра, а на Оранжевый алтарь прибудем на другой день после праздника. Жаль, что вы спешите. Я был бы рад, если бы вы составили мне компанию.
Магистр поглядел в окно, за которым наступал вечер.
— Думаю, и нам будет удобнее ехать вместе с вами, — решил он. — Шантор будет слишком занят в день праздника, чтобы разговаривать о военных делах.
— Прекрасно, — обрадовался Вальборн. — Вы где остановились?
— Нигде. Мы не собирались ночевать в Келанге.
— Тогда поезжайте с Тревинером в наш лагерь. Там и переночуете. А я, к сожалению, должен остаться на ночь во дворце, у дядюшки. — Вальборн криво усмехнулся. — Старый мухомор, наверное, ночь спать не будет, если не отчитает меня за ужином, а сердить его нельзя. Он и так едва согласился выделить войско.
— Почему? — удивился Магистр.
— Он не понимает, как трудно воевать с уттаками, управляемыми магией, и считает, что я сдал замок из-за неумения руководить боем.
Магистр с сочувствием кивнул.
— Мне пора во дворец, — спохватился Вальборн. — Дядюшка взбесится, если я опоздаю к ужину.
Магистр подозвал слугу для расчета.
— Сколько-сколько?! — подскочил Тревинер, услышав названную сумму.
— За эту кислятину? — Он ткнул пальцем в пустые бутылки. — Моча моей Чианы и то лучше!
— Тревинер! — нахмурился Вальборн. Сумма была несправедливой, но не до такой степени, как слова охотника. — Трудновато тебе будет доказать это.
Никто из нас не пробовал мочи твоей кобылы.
— Но, мой правитель, это бессовестная цена! — не унимался охотник.
— У честных людей нет лишних денег, чтобы не глядя отдавать их жуликам. Даже вам, мой правитель, не всегда хватает на хорошую выпивку.
— Тревинер! — вспыхнул Вальборн. — Как насчет падающего листа?!
Рот охотника мгновенно захлопнулся. Магистр, которому до сих пор не удавалось вставить слово, сказал, отдавая слуге деньги:
— Я всех приглашал, мне и платить. — Заметив взгляд, каким Вальборн наградил охотника, он добавил:
— А вы не смущайтесь, Вальборн.
Правители Бетлинка издавна славятся доблестью, а не богатством. Всем известно, что замок не приносит дохода, а содержится на средства
— Откуда там взяться доходам? — уже спокойнее сказал Вальборн. — В моих землях было только одно село, а теперь и оно разграблено. Люди не хотят жить вблизи от уттаков — слишком опасно. Стал бы я унижаться здесь, В Келанге, если бы у меня были свои деньги.
— Если исход войны сложится в нашу пользу, нужно будет оттеснить уттаков подальше на север, — заметил Магистр. — Нельзя оставлять им прежние земли, иначе они опять расплодятся.
— Хорошенькое дело! — вмешался воспрянувший Тревинер. — Как это война может сложиться не в нашу пользу?!
Никто не стал спорить с охотником, отдавая должное его оптимизму.
Выпивка сделала свое дело — все четверо вышли из трактира закадычными друзьями.
Тревинер, несмотря на то, что один выпил больше, чем трое остальных собутыльников, уверенно вскочил в седло и лихо развернул кобылу.
— Прошу за мной, дорогие друзья! — обратился он к Магистру и Альмарену. — А мой правитель, увы, вынужден оставить нас.
Витри и Шемма скакали всю ночь. Утром они свернули с дороги в рощицу, где укрылись на привал. Не расседлывая коней, лоанцы пустили их пастись на лужайку, а сами занялись просмотром содержимого дородных мешков.
Тот, кто собирал мешки для беглецов, несомненно, был опытен и предусмотрителен. Здесь лежали новые теплые шерстяные одеяла, простая, но добротная одежда и обувь, топоры, миски, ложки, котелок, огниво и трут. Еда была питательной и не скоропортящейся — неизменные дорожные лепешки на меду и на свином жире, крупы, хлеб, сало, соль. В каждый мешок был положен небольшой кошелек с серебром. Это было неплохо и по меркам среднего жителя Келады, а по лоанским понятиям там лежало целое состояние.
Но самым дорогим подарком союзника из Келанги были пасущиеся на лугу кони. Человек, с легким сердцем вручивший лоанцам поводья этих коней, без сомнения, придавал первоочередное значение средствам передвижения беглецов. Два прекрасных жеребца походной верховой породы — и этим все было сказано. Простые, даже примитивные слова «походная верховая» заставляли вздрогнуть и замереть сердце каждого отъявленного лошадника. Кони этой породы не уступали тимайским в резвости и выносливости, но были крупнее и мощнее. Они могли, не выбиваясь из сил, в течение долгих дней везти на себе рослого воина с поклажей.
Если тимайского коня еще мог купить процветающий ремесленник или удачливый лучник, взявший приз в состязаниях на меткость, то кони походной верховой породы были исключительно привилегией знати. Они выращивались в хозяйствах древних келадских родов, в конюшнях правителей и редко появлялись в свободной продаже на рынках. Даже богатые торговцы считали их чрезмерной роскошью, используя для деловых поездок злых и жилистых тимайцев.
Шемма, разобравший, какого коня ему посчастливилось получить, не сводил с него восхищенного взгляда. Он рассеянно рылся в мешке и под напором переполнявших его чувств то и дело обращался к Витри.