Алтай. Аномалии # Торшерная терапия 3
Шрифт:
– Тамар, расскажи нам про этот дом, а то мы сюда приезжаем и ничего о нём не знаем, – попросил Георгий. – Откуда он у вашей семьи? Ты говоришь, что он очень старый, и в то же время он построен в 90–е годы прошлого столетия. 60-70 лет для сруба – достаточно много.
– Этот дом построили ещё в XIX веке. Ну, не этот, конечно. На этом месте. Перестраивали дважды. Но фундамент и подпол остались те же. Печку и камин перекладывали лет двадцать тому назад. Родители ездят на другую дачу. Вот только мы набегами заваливаемся, да дед Макар иногда своих родственников
– А кто тут жил в XIX веке, не знаешь? – с шумом отхлебнула чай Влада.
– Знаю. Жила здесь моя прапрапрабабка Сара. Потомственная ведунья.
– Сара? Ты еврейка? Я не знал, совсем не похожа, – удивился Георгий. – Впрочем, это не важно, просто так спросил, из праздного любопытства.
– Нет, не еврейка. Раньше в этой деревне имена младенцам давал поп. И не только в этой. Это вообще было распространено. Так вот, в Михалях был вредный батюшка. У тех, кто побогаче, ну, кто мог заплатить, нарекал детей русскими именами: Николай, Пётр, Анна, Клавдия. А у бедных или тех, к кому неприязнь испытывал, еврейскими. Знаешь ведь, как к евреям относились.
Отец Сары был знахарем. Травами лечил. Батюшка его за это сильно недолюбливал. Вот и назвал новорождённую Сарой. Сара Игнатьевна. Даже смешно. И в этой деревне много было Сар, Абрамов, Ревекк, Марков… Влад, плесни-ка чаю. В горле пересохло. Ну что, продолжать?
– Да, да, – в один голос сказали парни.
– К Саре приезжали отовсюду. Она лечила ожоги – так, что и следов на коже не оставалось, – ангины, экземы, ревматизм. Замуж вышла, родила дочку Параскеву. Девочка была совсем маленькой, когда отца забрили в рекруты на 25 лет. Так раньше везде было. И тянули лямку бабы в одиночестве. Параскева росла смышлёной девочкой и училась ремеслу матери легко. Помимо трав, она отлично умела раскидывать карты, гадала на рунах, на бобах и обладала даром ясновидения. Кстати, была грамотной.
– А я-то думаю, почему у тебя так развита интуиция. Это ж наследственность. Говорю вам как генетик.
– Не перебивай, Антош! Рассказывай, Томик, так интересно, – выпалила Влада.
Жорик пошуровал кочергой в топке, отчего вылетел столб искр, подбросил в камин дрова – и занялось пламя, затрещали поленья.
– Сара умерла, когда Параскеве было лет шестнадцать. Девушка была сказочно красива. Несмотря на то, что вся деревня обращалась к ней с разными просьбами, её не любили. Женщины ревновали к мужьям и женихам, завидовали красоте, а мужчины не могли простить гордости и неприступности.
В Параскеву был влюблён местный художник. Этот парень работал в храме писарем и мог урвать немного бумаги. Благодаря его наброскам мы знаем о красоте Параскевы.
Писарь-художник и спас свою возлюбленную от лютой смерти. Он узнал, что женщины подговорили своих мужей сжечь Параскеву, потому что она ведьма и виновата в том, что лето стоит засушливое и в деревне горят дома. А может быть, это придумки. Ведунья и сама знала, что против неё замышляют. Собрала узелок и исчезла.
Народ пришёл, а ведьмы нет. Подожгли её дом. И тут начался сильнейший ливень и погасил пламя. К концу третьего дня дождь прекратился.
– А куда же исчезла Параскева? – спросил Антон.
– Известно, что она жила у подножия горы Бабырган. А как она туда попала, как вернулась сюда – не знаю. У нее родилась дочка Эмилия, а о муже сведений до нас не дошло.
Часто мне снится бабушка-ведунья. Такая, как на портрете. И всё просит спасти ее сына, хотя, говорю же, у неё была одна дочка. Не могу понять, к чему бы это.
Смотрите, я вам фотографию портрета Параскевы покажу в телефоне. Мои предки очень аккуратно хранили старые документы, рисунки, дневники, фотографии. Семейные традиции, память о роде – главная ценность в нашем доме.
Ребята с любопытством рассматривали изображение. Вдруг дом стало потрясывать, свет заморгал, уши заложило, все ощутили головокружение.
– О нет! Когда уже всё утихомирится?! Этот квантовый скачок столько лет не даёт покоя, – прошептала Влада.
– А как ты думала? Это чтобы жизнь раем не казалась. Живём при коммунистах, бесплатно лечимся, бесплатно учимся, ЕГЭ отменили, квартиры государство выделяет. Дальше продолжать?
– Нет, Жорик, не продолжай. Ты хочешь сказать, что коммунисты виноваты, – хихикнул Антон.
– Масоны, рептилоиды, интервенты, – поддержал Жорик.
– Кроме шуток, парни! Меня тошнит, и мне страшно.
– Влада! С твоим именем не надо бояться. И вообще, медики ничего не должны бояться. Хирургия рулит, а ты – «тошно».
– Так, друзья, предлагаю наполнить бокалы и выпить вина. Сегодня необычный день. Вернее, ночь. С 30 апреля на 1 мая. Ну, кто знает? – воскликнул Антон.
Все переглянулись, и тряска прекратилась, будто дом тоже хотел услышать, что за ночь сегодня.
– Этой ночью выходит нечистая сила подпитаться нашими страхами. Ведьмы, колдуны и прочая нечисть собираются вместе для обмена опытом, – зловещим голосом прохрипел Антон. – Это Вальпургиева ночь.
Существует свод правил, как себя вести, чтобы не огрести неприятностей от нечисти. Главное – не выходить на улицу и праздно не шататься. И ещё: входная дверь должна быть заперта, окна зашторены.
– Понятно, – произнесла Влада.
– Тамар, а пошли в подвал. Ты говорила, что он старый. С XIX века не перестраивался, а может, и с XVIII-го, – сказал Жорик.
– Не забудь взять свой саквояж. Ты же его везде с собой таскаешь, – съязвила Влада.
– Байкер-хирург не может без специальной поясной сумки. Вдруг помощь надо оказать экстренно? Может, погулять выйдем? Тепло, подышим весенним воздухом, – призвал Жорик.
– Жорж! Сказано не шататься праздно по улицам – спускаемся в подпол. Там безопаснее, – заржал Антон.
– Ребят, вы в это верите? Врачи, занимаетесь два года космической медициной, пропедевты, хирурги – и Вальпургиева ночь. Артисты! Ладно, пошли в подвал.