Алтайская баллада (сборник)
Шрифт:
Старик посмотрел на своего собеседника. Француз был бледен. Кофе стыл у него в чашке.
— Вечером вы отправитесь на свидание к своей Жоржетте.
Немец захихикал.
— Вашим объятиям не суждено будет разомкнуться. Вы умрете оба. Весь Париж — мужчины, женщины, дети, старики, старухи, собаки, кошки, лошади — вдруг оцепенеют навеки. Вы понимаете — огромный город, и ни одного живого существа. Умрут деревья, трава и цветы. Они все станут одного цвета — серые. В городе не останется ни зеленых, ни красных крыш, ни пестрых вывесок — все будет только серым.
Француз торопливо заметил:
— Старики и дети не воюют, следовательно, умерщвление их — бессмысленная жестокость.
Немец долго смотрел на него, жуя губами, потом сказал:
— Войну ведет вся нация. Истребление одних только боеспособных мужчин, по-моему, менее справедливо.
Француз вскочил из-за стола, взволнованно прошептал:
— Война ваша — абсурд. Ее никогда не будет.
Немец поглаживал свои острые колени и улыбался. В зубах у него блестело золото.
Замбржицкий скривил губы:
— Ах, как страшно! Вы меня очень напугали. У вас, оказывается, незаурядный талант рассказчика.
Безуглый продолжал:
— В мировую войну в каждой воюющей стране говорили: «Война эта справедливая, освободительная и последняя. Победим — и все разбогатеем». После войны: «Получим контрибуцию, и тогда будем счастливы». Победители: «Немцы не платят, оттого и жизнь плоха». Побежденные: «Непосильные платежи, мы разорены». Победители: «Надо заставить платить». Побежденные: «Необходимо сбросить бремя долгов». Одним словом, почва для реванша готова. В новой войне победители могут поменяться местами с побежденными, чтобы в следующей схватке занять свое прежнее положение. Так после тридцатилетней войны Эльзас-Лотарингия отошла к Франции, в 1871 году — к Германии, в 1918-м — снова к Франции.
Замбржицкий засмеялся.
— Могу вас дополнить. Германия под Ватерлоо дралась в союзе с русскими и англичанами. В последнюю войну — против них. В Семилетнюю войну против Австрии. В четырнадцатом году — вместе с ней. Россия воевала вместе с Францией и Англией и потом была их союзницей. Она боролась с Японией в 1904 году и через десять лет выступала совместно с ней. История всего мира есть история войн всех против всех. В XIX столетии человечество провело в войнах восемьдесят восемь лет и только двенадцать лет жило мирно. Отношения между людьми покоились искони на одном принципе: «Я скушаю тебя, чтобы ты не проглотил меня». Прибавим сюда еще одно непреложное положение — дивиденд. Остальное — условности. Немец Крупп, продававший англичанам снаряды во время войны Германии с англичанами, — блестящее тому доказательство.
Замбржицкий резким движением правой руки остановил Безуглого:
— Не возражайте. Я знаю ваши громкие слова — классовая борьба, пролетариат, Интернационал. Все, что вы мне скажете, старо. Руссо, Кант и другие еще до Маркса ставили проблему вечного мира. Кант в его трактате «Zum ewigen Frieden» требовал создания в Европе «Федерации свободных республик». Никогда из этого ничего не выходило и не выйдет. Социализм с его наивным «каждому по потребностям, с каждого по способностям» мне прямо смешон. Удовлетворите вы меня, пожалуйста, когда я потребую, как китайский император, холодное из соловьиных языков, или, как Чингисхан, попрошу у вас триста шестьдесят пять девушек в год, или, наконец, пожелаю пройтись по Европе, подобно Наполеону.
Безуглый успел сказать:
— У вас тогда пропадет аппетит к таким вещам.
Замбржицкий посмотрел на собеседника. В глазах поляка мелькнула усмешка.
— Я угадываю благочестивые мысли коммунистического проповедника. Не трудитесь высказывать их. Вы сами только что дали опровержение всем социалистическо-пацифистским бредням своим рассказом о встрече француза с немцем. Что? Опять рабочий класс?
Жирные, бритые щеки Замбржицкого дрожали от хохота.
— Никакого рабочего класса не было и нет. Есть просто имущие и неимущие, работающие на производстве и организаторы производства, причем каждый последний бедняк хочет и может стать Морганом, Ротшильдом. Частная собственность — обмани, ограбь, уничтожь тысячи соперников. «Все джунгли твои. И ты можешь убивать все, что в силах будешь одолеть». Кто сказал, что это безнравственно? С точки зрения слабого, конечно, да, безнравственно, сильный же законно считает, что все позволено. Жизнь тем и прекрасна, что безвестный сегодня полковник Бонапарт завтра будет провозглашен Наполеоном, императором французов. Мало тебе Франции — иди и воюй всю землю. Она отдается всякому, кто ее сможет взять. В крепко сшитом так называемом старом мире каждый нищий, даже умирая, еще не теряет надежды сделаться миллионером. Вот в чем его огромная сила. Что можете вы предложить мне взамен всех этих соблазнов? Партмаксимум как идеал индивидуальных достижений? Западные социалисты не поддержат ваших ребяческих попыток переделки мира.
Безуглый насмешливо бросил:
— Это которые голосовали за военные кредиты?
Замбржицкий сделал вид, что не слышал замечания собеседника.
— Для них слова «Коммунистического манифеста» звучат реакционно. «Пролетариям нечего терять, кроме своих цепей»? Неверно. У них есть своя легальная партия, профсоюзы и демократия. Они даже на серьезную стачку не пойдут.
Безуглый крикнул:.
— Стачка английских горняков!
Замбржицкий не ответил.
— Европейский и американский квалифицированный рабочий — рантье.
Безуглый перебил:
— Скоро он убедится, что его сбережения — просто-напросто бумага, которой спокойно можно оклеивать стены.
Замбржицкий упрямо выставил вперед круглый подбородок.
— Поэтому когда волна кризиса начинает покачивать лодочку его сбережений, то он в страхе бежит в церковь и молится об избавлении капитализма от всех его болезней.
Безуглый спросил:
— Значит, да здравствует война всех против всех?
Замбржицкий подошел к нему и сказал:
— Новая война неотвратима, поэтому неразумно пугаться ее или запугивать ею. Вы правы, может быть, все мировые столицы будут обращены в сплошные кладбища, не исключена возможность и гибели целых стран. Человек второй раз будет наказан изгнанием из рая за свое дерзкое желание знать все. Наука — вот главный враг современного человечества. Мы можем только пожелать, чтобы она скорее сама погребла под развалинами ею же созданного мира. Уцелевшие будут счастливы. Они еще раз начнут старую историю голых людей на голой земле.
Безуглый рассмеялся и взял из вазы большую грушу.
Замбржицкому не нравилось спокойствие Безуглого, с которым тот выслушивал все его выпады. Поляка особенно раздражало нежелание коммуниста спорить с ним. Замбржицкий подумал, что Безуглый нарочно подчеркнуто громко чавкает и захлебывается соком груши. Он, конечно, рассчитывал этим показать свое полное пренебрежение к нему. Замбржицкому хотелось уколоть Безуглого, вывести его из равновесия. Он спросил:
— Вы знаете английский язык?
Безуглый вытер рукой мокрый рот.
— По-печатному мало-мало маракую.
— Советую вам прочесть, если у вас хватит для того знаний, труд замечательного современного английского философа Бертрана Росселя «Jkarus or The Future of Sciene». Вы тогда бы увидели, что все сказанное мною разделяется лучшими мыслителями нашего времени.
— Буржуазными мыслителями?
— Наклеивание ярлыка не меняет сущности дела.
Замбржицкий схватил спичечную коробку. Рука у него заметно дрожала. Он стал зажигать потухшую сигару.