Альтернативная история
Шрифт:
Дверь гостиной качнулась и захлопнулась за Мэнверингом. Он спешил в свою комнату, срываясь с быстрого шага на бег. С грохотом закрыв за собой дверь, он прислонился к стене, пытаясь восстановить дыхание. Через некоторое время головокружение прошло и дышать стало легче. Он медленно открыл глаза. В камине ровным пламенем горел огонь; книга Гесслера по-прежнему стояла на полке. Ничего не изменилось.
Мэнверинг скрупулезно принялся исследовать каждый метр своей комнаты. Он передвинул мебель, заглянул за шкаф и кровать, закатал ковер в рулон и тщательно простучал каждую доску пола, достал из чемодана фонарик и изучил едва ли не каждый сантиметр внутри платяного шкафа,
Ничего!
Не остановившись на этом, он предпринял вторую попытку. Завершая повторный осмотр комнаты, Мэнверинг вдруг замер, пристально вглядываясь в едва заметную щель на полу между досками. Он подошел к чемодану и достал небольшую отвертку, спрятанную в кобуре пистолета. Прошло несколько напряженных минут, и Мэнверинг уже сидел на полу, внимательно разглядывая что-то лежащее у него на ладони. Он провел рукой по лицу и аккуратно положил свою находку на прикроватную тумбочку. На ровной поверхности лежала, поблескивая в отсветах огня, маленькая сережка, одна из тех, что были на ней накануне вечером. Время шло, а он по-прежнему сидел на полу, обхватив голову руками и тяжело дыша.
Недолгий зимний день угасал, уступая место незаметно сгущавшимся сумеркам. Мэнверинг включил настольную лампу, снял абажур, рассеивавший яркий свет, и поставил ее в середине комнаты. Теперь он обратил все свое внимание на стены и медленно, сантиметр за сантиметром, рассматривал их, простукивал и нажимал на отдельные участки. Внезапно, стукнув по квадратной панели около камина, он услышал звук иного рода, будто в том месте имелась пустота.
Мэнверинг поднес лампу ближе к стене и заметил едва видимую трещинку толщиной не больше пары миллиметров. Аккуратно вставив туда острие отвертки, он повернул ее раз-другой. Раздался щелчок, и в стене открылась небольшая дверца, замаскированная штукатуркой.
Мужчина заглянул внутрь образовавшегося пространства и, потрясенный своей находкой, достал миниатюрное записывающее устройство. Какое-то время он неподвижно стоял, сжимая в руке странный предмет, как вдруг вскинул руку вверх и со всего размаху швырнул свою находку о мраморную панель камина. Он с остервенением давил и топтал ее ногами, пока миниатюрный диктофон не превратился в груду крошечных обломков.
Мерное гудение превратилось в нестерпимый рев, охвативший все пространство большого дома. Вертолет медленно снижался, освещая все вокруг яркими огнями и поднимая снизу снежные клубы. Подойдя к окну, Мэнверинг внимательно наблюдал за происходящим. Дети рассаживались в вертолете, прижимая к себе шарфы и перчатки, чемоданы и коробки с новыми игрушками. Убрали лестницы, плотно закрыли дверь. Вновь закружились клубы снега; вертолет тяжело поднялся в воздух, взяв курс на Уилтон.
Вскоре должен был начаться прием.
В ночном сумраке сверкало огромное здание, освещенное яркими огнями. На снег причудливыми узорами ложились мелькавшие в окнах тени приглашенных. Комнаты наполнились всевозможными звуками: тяжелая поступь и легкие шаги гостей, в нетерпеливом ожидании переходивших из зала в зал; звон бокалов и столового серебра; резкие окрики и приказы поторапливаться. Официанты спешно передвигаются между кухней и Зеленой гостиной, где должен быть накрыт ужин. На столах появляются разнообразные, великолепно украшенные блюда. Павлины, жаренные до золотистой корочки, хвастливо раскинув веерами золотисто-зеленые хвосты, стоят в ореоле мерцающих огней, держа в клювах фитили свечей. Министр поднимается из-за стола, в гостиной слышен смех и один за другим звучат провозглашаемые тосты: «За пять тысяч танков!», «За десять тысяч боевых самолетов», «За сто тысяч винтовок!» Две Империи празднуют и угощают своих гостей по-царски.
Приближался кульминационный момент празднества. В зал внесли фаршированную голову кабана, от которой поднимались едва видимые завитки пара; в отблеске свечей поблескивали клыки; в пасти был зажат апельсин — символ солнца. Вслед за этим в гостиную вошли музыканты и шуты, сжимая в руках фонари и чаши для подаяния. Рождественский гимн, которым сопровождалось их шествие, торжественный и старинный, был, безусловно, древнее, чем Две Империи, чем Рейх и даже чем сама Великобритания.
При жизни он грабил бедных людей, трудом и потом добывающих свой хлеб, что приводило добрую богиню Цереру в отчаяние и печаль…
Гул голосов нарастал; звенели, поблескивая, монеты в чашах поющих; в бокалах плескалось вино. Больше, еще больше вина… Вино льется рекой. Передают вазы с фруктами и подносы с конфетами; пряные пироги, имбирные пряники, марципаны. Подан сигнал, и в гостиную вносят бренди и сигары.
Дамы поднимаются из-за столов и покидают комнату. Весело болтая и смеясь, они проходят по длинным коридорам дома, а одетые в униформу слуги освещают им путь, двигаясь впереди с фонарями в руках. В Главном зале дам ждут сопровождающие. Молодые люди все как один высокие и светловолосые, безупречно выглядящие в парадной форме. Из Галереи музыкантов доносятся первые звуки музыки, и вот уже над лужайками, кружась и порхая, разносятся волнующие пассажи вальса.
В Зеленой гостиной, наполненной клубами сигарного дыма, вновь распахиваются настежь двери. Слуги вносят в коробах большие, празднично украшенные подарочные мешки, замысловато перевязанные алыми атласными лентами. Министр поднимается из-за стола, призывая собравшихся к тишине:
— Друзья! Мои дорогие друзья! Друзья Двух Империй! В этот вечер мы не можем позволить себе экономить! Лучшие подарки сегодня для вас! Вы достойны самого лучшего, и оно сегодня здесь и для вас! Друзья мои, наслаждайтесь общением друг с другом и прекрасной атмосферой моего дома! Счастливого Рождества!
Он стремительно отступил в тень и вышел из комнаты. В гостиной наступила тишина. Гости замерли в ожидании. Как вдруг медленно и таинственно огромная груда подарков пришла в движение. Подарочная бумага начала с треском разрываться и, шурша, падать на пол. Сначала появилась одна рука, потом нога. Все затаили дыхание… Наконец одна из девушек медленно поднялась во весь рост и встряхнула золотистыми волосами, и ее обнаженное тело мерцало в отблесках свечей.
Сидящие за столом неистово взревели.
До Мэнверинга долетели едва различимые отголоски далеких звуков. Он в нерешительности ступил на первую ступеньку широкой лестницы, но, моментально стряхнув с себя оцепенение, продолжил путь. Он повернул направо, затем налево, спешно преодолел один пролет ступеней, ведущих вниз, прошел мимо кухонь и комнаты для слуг, откуда раздавались громкие звуки музыки, дошел до конца коридора и распахнул входную дверь. Резкий порыв ночного ветра ударил ему в лицо.
Он пересек внутренний двор и открыл еще одну дверь. Новое помещение было очень хорошо освещено; в воздухе витал едва различимый застарелый запах животных. Мэнверинг на секунду остановился, вытирая лицо; несмотря на то что на нем была только тонкая рубашка, ему не было холодно, наоборот, он вспотел.