Альтернативная история
Шрифт:
При жизни он грабил бедных людей, трудом и потом добывающих свой хлеб, что приводило добрую богиню Цереру в отчаяние и печаль…
Он аккуратно чистил каждую деталь пистолета, промывал их водой и смазочным маслом, вытирал и опять смазывал. Закончив чистить оружие, он вновь собрал его и тщательно проверил, как оно работает, насколько лучше теперь ходят механизмы, только что промазанные специальной смазкой, провел откат ствола и затвора, прочувствовал силу отдачи, заполнил обойму патронами и вставил ее на место, взвел курок, поставил пистолет на предохранитель.
Он
В трудах он страдал за бедных людей, что были ограблены…
Прошло время, и огонь в камине окончательно угас.
Когда он проснулся, в комнате было темно. Мэнверинг поднялся с кресла, как вдруг почувствовал, что пол под ним немного качается, — видимо, виски вчера было больше чем нужно. Дотянувшись до выключателя, он зажег свет и посмотрел на часы: стрелки показывали ровно восемь.
Он ощутил легкую досаду и чувство вины за то, что так долго спал.
В ванной комнате он разделся и встал под горячий душ. Обжигающие струи воды помогли ему постепенно прийти в себя. Вытираясь, он посмотрел вниз и впервые задумался о том, каким удивительным творением природы было человеческое тело: мужское и женское — такие разные, но идеально сочетающиеся.
Он оделся и побрился, механически заканчивая приводить себя в порядок, вспомнил, что собирался вчера делать, но для чего — так и не смог восстановить в памяти. Казалось, будто его сознание умерло.
На дне бутылки плескалось еще немного виски. Он вылил остатки и через силу выпил. Обжигающая жидкость скользнула вниз, а его передернуло, будто от холода. В голове промелькнула мысль: «Как в первый день в новой школе».
Он зажег сигарету. И вдруг его рот наполнился горькой слюной. Мэнверинг поспешил в ванную, где его тут же вырвало раз-другой — до тех пор, пока желудок не был пуст.
Грудь нестерпимо болела. Он прополоскал рот и еще раз умылся, вернулся в спальню, откинулся в кресле и несколько минут сидел так — недвижно и с закрытыми глазами. Через какое-то время внутренняя дрожь и тошнота прошли, но он продолжал бездумно сидеть, прислушиваясь к тиканью часов. И лишь один раз его губы дернулись, когда он пробормотал в полузабытьи: «Они ничем не лучше нас».
Ровно в девять он вышел из комнаты и спустился в столовую. Он чувствовал, что не сможет полноценно позавтракать, поэтому ограничился одним тостом и выпил немного кофе, взял пачку сигарет и вернулся к себе в комнату. В десять часов он должен был встречаться с министром.
Мэнверинг еще раз проверил портфель и, поддавшись необъяснимому порыву, положил туда пару специальных автомобильных перчаток. Он вновь расположился в кресле, неотрывно глядя на груду пепла в камине, где накануне сжег книгу Гесслера. Какая-то часть его сознания отчаянно желала, чтобы стрелки часов замерли и не двигались. Без пяти десять он поднялся, взял портфель и вышел в коридор. На мгновение задержался у дверей комнаты, оглядываясь вокруг, и подумал: «Пока ничего еще не произошло. Я до сих пор жив». В городе по-прежнему находилась его квартира, куда можно было вернуться, — его офис: огромные окна, телефоны, служебный стол цвета хаки.
Он быстро шел по залитым солнцем коридорам к кабинету министра.
Комната, в которой его ждал министр, была широкая и просторная. В камине потрескивал огонь; рядом на низком столике возвышались стаканы и графин. Над камином, как положено, висел портрет фюрера. На противоположной стене — портрет Эдуарда VIII. Большие окна, обрамляя сказочные виды заснеженных бескрайних просторов, будто превращали их в удивительные картины. Далеко на горизонте, где небо сливается с землей, чернел лес.
— Доброе утро, Ричард, — начал министр. — Присаживайся, прошу тебя. Думаю, я не задержу тебя надолго.
Мэнверинг сел, положив портфель на колени.
Этим утром ему все казалось каким-то странным. Он внимательно рассматривал министра, как будто видел его впервые. У него был тот самый типаж, увидев который люди сразу считают человека истинным англичанином: тонкий, небольшой нос; высокие, четко очерченные скулы; светлые и коротко постриженные волосы придавали его внешности что-то мальчишеское; искренний открытый взгляд красивых глаз, окаймленных бахромой густых черных ресниц. Мэнверинг подумал, что министр похож на арийца не больше, чем какой-нибудь игрушечный мишка — беспощадный плюшевый медвежонок.
Министр пролистывал бумаги.
— Произошло несколько важных событий, — заговорил он. — Наиболее трудная ситуация сложилась в Глазго. Пятьдесят первая бронетанковая дивизия стоит наготове. Пока эти новости не были афишированы.
Голова Мэнверинга была неимоверно тяжелой и гудела, словно пустой котел, отчего каждое произнесенное слово отдавалось гулким эхом и причиняло нестерпимую боль.
— Где мисс Хантер? — спросил он.
Министр молчал. Бесцветные глаза пристально изучали собеседника. Наконец он продолжил говорить:
— Боюсь, мне придется просить тебя сократить время твоего пребывания здесь. В Лондоне состоится важная встреча. Я улетаю завтра, возможно, послезавтра. И конечно, хотел бы, чтобы ты меня сопровождал.
— Где мисс Хантер?
Министр положил руки на гладкую поверхность стола и начал их пристально изучать.
— Ричард, — наконец вновь заговорил он, — существуют особые аспекты становления и развития Двух Империй, которые нигде не упоминаются, но и не обсуждаются. Ты, как никто другой, должен об этом знать. Я на многое закрывал глаза в отношении тебя, но всему существует предел.
« Он редко трудился, чем гневил Цереру, что доставляло бедным трудолюбивым людям радость…»
Мэнверинг откинул верхнюю часть портфеля и поднялся со стула. Он передвинул рычажок вперед, снимая пистолет с предохранителя, и нацелил оружие на министра.
В комнате повисла гнетущая тишина. В камине потрескивал огонь, отбрасывая искры. Министр улыбнулся:
— Какое интересное оружие, Ричард! Откуда оно у тебя?
Мэнверинг молчал.
Министр медленно положил руки на подлокотники кресла и слегка откинулся назад.