Альв
Шрифт:
Еще мгновение или два после этого все за столом оставались в тех же позах, в которых застала их демонстрация могущества. Альв не знала, в чем именно заключается секрет, но вот родичи Якова явно знали. Только спросить их об этом она не могла.
— Нет, моя светлая госпожа! — поклонился, встав со своего места, ярл. — Я все понял. Чем могу вам служить?
— Одолжите нам пару лошадей, чтобы добраться до Ховахта, — холодно улыбнулась Альв. — Нам с Якобом действительно пора возвращаться на юг.
И только произнеся эти слова, поняла, что Яков ее больше не переводит, потому что не нужно. Она говорила на норвед наал. Причем так, как говорили уроженцы Скулнскорха…
Глава 7. Старший из Ицштедов
1. Маненсдаг [31] , двадцать восьмой день месяца мерз, 1611 года
— Расскажешь?
Вопрос, как вопрос. Но, увы, ей нечего сказать в ответ. А пропасть недоверия растет, и вскоре она уже не сможет до него докричаться. Подумав об этом, Альв действительно закричала. Это был крик боли, но никто его не услышит, — даже Яков, — потому что это беззвучный крик. Крик, который она не может выпустить на волю. Такие как она — кто бы она ни была, на самом деле, — не кричат в голос, не плачут, не сетуют на судьбу. Вот это Альв о себе уже знала. У нее есть внутренний стержень, принципы и правила, которые она никогда не нарушит, даже если очень этого захочет. Хотя от одного принципа она все-таки отступила. Возможно, это случилось из-за того, что Альв была дезориентирована, потеряна или что там с ней происходило в тот момент, когда она очнулась в мире Якова без памяти и без правильного понимания себя. Она не должна была полюбить, и, вряд ли, могла быть любима, но именно это с ней и случилось.
31
Маненсдаг — Manensdag — день луны, лунный день, день богини Мани, понедельник.
— Яков, — сказала она в ответ на его вопрос, все еще надеясь, что он ее поймет, — я очень прошу тебя верить мне! Я не должна просить, но прошу!
— Хорошо, — казалось, он не удивлен, и его не обидели ее слова. — Скажи то, что можешь.
— Я не знаю, как объяснить. — Такой нелепый ответ отличный способ потерять Якова навсегда, но не все из того немногого, что она уже знала о себе, Альв могла рассказать даже ему.
Или могла?
По ощущениям запрет был вызван скорее осторожностью и брезгливостью, чем необходимостью. Возможно, она дала клятву — кому, в чем? — или это было ее личное решение?
— Не можешь, не говори! — Яков не показал обиды. Не выказал недоверия. Он просто констатировал факт.
"Еще один шаг прочь…"
Ей представилась дорога, исчезающая в тумане, и Яков, уходящий по этой дороге в сизую мглу.
— Временами я просто знаю, что должна делать, — сказала Альв, преодолевая мучительное нежелание продолжать. — Когда ты отдал мне мои драгоценности…
Сжало сердце, ведь она шла сейчас наперекор всему, что считала правильным. Однако она сделала над собой усилие и продолжила:
— Я не помню практически ничего, а потом знание всплывает откуда-то, куда мне нет хода. Приходит без объяснений. Сразу вдруг. Не было и есть.
— Остановись! — неожиданно приказал он таким голосом, что ее пробила мгновенная дрожь. — Не продолжай! Я все вижу и понимаю.
"Ты понимаешь? — если бы она могла, улыбнулась бы. — Нет, Йеп! Это вряд ли… Как такое понять?"
— Ну-ка! — скомандовал он, останавливая коня. — Остановись, Альв!
Но ее лошадка остановилась и сама. И это хорошо, потому что у Альв вдруг не стало сил. Звуки стали глухими и далекими. Краски поблекли. Движения замедлились. Альв видела, как сквозь сон: Яков медленно-медленно слез с коня, тягучим шагом, словно завяз в меду, подошел к ней, взял, как ребенка, и вынул из седла…
Все это он уже видел раньше. За считанные минуты Альв изменилась до неузнаваемости. Она осунулась и потеряла присущий ей живой блеск. Побледнела. Поблекли глаза, и посерела кожа. Обвисли, став тусклыми, волосы. А когда он вынул ее из седла, она была уже без сознания.
"Она хотела рассказать, но не смогла?" — он сел на стылую землю и прижал Альв к себе, баюкая на руках, как ребенка. Это было несложно при такой значительной разнице в росте и весе, какая существовала между ним и ею. Большой мужчина и маленькая женщина. Красивая, элегантная и аристократичная в каждом движении, слове или жесте, невероятно женственная, желанная… Скорее всего, уже любимая…
"И когда это я успел в нее влюбиться?!" — но факт, каким-то образом успел, и даже сам не заметил, когда и как.
"Любовь…"
Любовь стареющего мужчины не похожа на любовь юноши. Она другая. От нее не вспыхивают, чтобы гореть, а сгорают сразу со всеми потрохами. Так случилось и с Яковом, и он об этом не жалел. Как не жалел и о том, что любовь к этой маленькой женщине разрушила его мир, исторгнув его в другой, давным-давно потерянный и ставший чужим. Нет, он не жалел ни о том, ни об этом, и ему, как ни странно, было все равно, кем или чем является его Альв на самом деле. А о том, что она не совсем человек, Яков уже догадался. Но кем бы, в конце концов, она ни оказалась — заколдованной принцессой или чудовищем, скрывающимся за личиной юности и красоты, — ему было безразлично. Вот уж, во истину, любовь зла!
"Зачем я стал ее расспрашивать?"
Все дело в привычке к контролю, в желании знать все обо всем, что представляет личный или служебный интерес, в скрупулезной приверженности к подробностям, без которых не возникает целостной картины происходящего.
"Она и так рассказала бы мне все, что может… Все, что знает…"
Он попросту проявил нетерпение, которое в отношениях с Альф могло только навредить.
"И ведь она хотела мне все рассказать!"
Яков наклонился и легонько поцеловал женщину в лоб. Судя по всему, обморок миновал, и Альв уже мирно спала. Просто спала. Тихо, почти не производя звуков, едва показывая, что это сон, а не смерть. Но она была, разумеется, жива. Краски вернулись к Альв, в ней снова чувствовалась невероятная для такой маленькой женщины жизненная сила.
"Разбудить?"
— Я не сплю, — ответила она на его незаданный вопрос и открыла глаза. Голубые, прозрачные, словно бы сияющие в полумгле, сплотившейся под пологом леса.
— Как ты себя чувствуешь?
— Я снова упала в обморок?
— Да, — кивнул Яков, не выпуская женщину из объятий. — Прости! Это я виноват.
— Ты не виноват, — улыбнулась она. — Виновата моя природа. И самое ужасное, Яков, что я не знаю, в чем тут дело, в одном ли беспамятстве или есть что-то еще?
— Не переживай, Альв, — успокоил он женщину. — К чему это все?! Ты все время что-то вспоминаешь. Это очевидно. Может быть, это все еще не то, чего бы ты хотела, но уже кое-что. Наберемся терпения и будем жить. Когда-нибудь мы все узнаем и все поймем.
— К слову, о том, чтобы жить долго и счастливо, — взглянула ему в глаза Альв. — Ты ведь понимаешь, что живыми нас все равно не отпустят.
— Попробуют убить, — согласился Яков. — Но думаю, не сейчас. Скорее всего ночью, ближе к утру.
После демонстрации силы и власти — о природе которых, похоже, ничего не знала и сама Альв, — родичи Якова проявили еще большее радушие, за которым скрывались вполне очевидные страх и недоверие. Опасливая вежливость, неискренние улыбки… Обед продолжился еще на две перемены блюд, но ни ярл, ни его жена не стали настаивать, чтобы "дорогой брат" и его леди-жена остались ночевать в замке. Яков и Альв покинули цитадель и провели ночь в гостинице. А утром их "тепло, по-родственному" проводили в путь, предоставив для этой цели двух прекрасных лошадей. Впрочем, в результате они отправились в дорогу одни, а не с обозом, как предполагали с самого начала, именно в опасении неизбежных для одиноких путников проблем, которые с легкостью возникают в таких вот малонаселенных местах.