Альв
Шрифт:
Все это было более чем странно, но и спросить напрямую, в чем тут дело, никак не получалось. Люди — и те, кто боялся, и те, кто опасался, — избегали разговаривать с ней вообще, и на эту тему, в частности. Одной женщине Альв задала вопрос в лоб, но полученный ответ не только ничего не разъяснил, но, напротив, вызвал еще большее недоумение.
— Прошу прощения, госпожа! — ответила женщина, старательно разглядывая землю под ногами. — Прошу прощения! Вы никто, госпожа, и я на вас даже ни разу не смотрела. Ваш путь в тенях, госпожа, я знаю свой долг.
— Ты что-нибудь понимаешь? — спросила она Якова, повторив ему странные слова женщины.
— Нет, — покачал головой Яков. — Я тоже попробовал расспросить людей, но ничего толком не добился. Впрочем, мне сделали комплимент. Сказали, что я, верно, непростой человек, если со мной путешествует такая женщина.
— А ты простой? — улыбнулась Альв.
— Нет, — покачал он головой. — Я удачливый, раз со мной путешествует такая женщина!
— Нам надо быть осторожнее, — добавил он через минуту, — к утру весь город будет знать то, чего, к сожалению, не знаем мы.
— Думаешь, это что-то связанное с моим прошлым? — На самом деле, Альв в этом не сомневалась. Ее смущало лишь то, что по ее собственным ощущениям, она никогда не жила на севере. Для нее Холодная земля всего лишь географическое название, — большой остров в Северном море где-то посередине между Шотландией и Данией, — а вот Штирия или Бавария — нет.
— Не знаю, — пожал плечами Яков. — Совершенно определенно лишь одно — это как-то связано с тобой. Возможно, все дело в прическе, которую ты носишь…
— Уже не ношу!
И то верно, спицы она из волос убрала, хотя и не понимала, зачем. Что в них такого, чтобы прятать? Золото? Возможно, все дело в том, что они подумали о золоте. Такое золотое украшение могла позволить себе лишь очень богатая женщина. Богатая и знатная. Возможно, об этом и подумала Верле? Все возможно, а пока им стоило "раствориться в толпе".
К счастью, несмотря на ранние сумерки, многие лавки в центре города все еще были открыты, и за три серебряных монеты и одну золотую, Альв и Яков переоделись в хорошую, но простую и неприметную одежду. Мех, кожа и шерсть, и подходящие для путешествия кожаные котомки. Все остальное можно было оставить: шпаги походили на легкие мечи, какими они на самом деле и являлись, луки, ножи, кинжалы, топорик… Ничего из этого не привлекало к себе особого внимания. Пистолет и револьвер Яков прятал под одеждой, а двустволку он закопал в лесу, как только они с Альв увидели обоз. Слава богам, торговцев не удивили незнакомые монеты. Яков сказал, что они из Гардарики [22] , и торг состоялся. Торговцам ведь главное, чтобы золото и серебро были чистыми, остальное неважно.
22
Гардарики — древнескандинавское название Новгорода.
Переодевшись, они нашли менялу, — там Яков расстался с двумя слитками золота, — и уже с нормальными деньгами пошли искать приличную гостиницу. Таковая сыскалась в центре города неподалеку от замка Мальм — цитадели ярлов Скулны, — стоявшего на скале над рекой. У подножия скалы, на площади с колодцем, и обнаружилась подходящая гостиница. Там Яков сразу же снял комнату с большой кроватью, приказал приготовить через час все, что требуется для "банного дня", включая, разумеется, и горячую воду. Как можно больше горячей воды! И только после этого они с Альв спустились в трактирный зал, занимавший вместе с кухней весь первый этаж. Меню не блистало разнообразием, но все-таки включало в себя такие простые и сытные блюда, как маринованные угри, тушеная свинина с картофелем и луком, белый хлеб и красное вино.
"Надо было взять пиво! — решил Яков, попробовав вино. — Низкопробная кислятина, хотя и импортная, а вот пиво местное и наверняка хорошее".
— Если не нравится, не пей! — сказал он Альв. — Можно взять пива!
В результате, остановились на черном Скулнском, и оно действительно оказалось отменным.
Народу в зале было не слишком много, так что им на двоих достался отдельный стол у стены, и они смогли без помех не только есть, но и обсуждать планы на будущее. Разговор увлек их, и Яков не обращал внимания на скальда, читавшего нараспев — в другом конце зала — сложноустроенные северные стихи.
В грохоте и громе Скёгуль — с кем сражался Конунг в буре копий…
… Только волком воет Ветер жрущий клети…
…Был как прибой Булатный бой…
Кое-что звучало знакомо, другое — нет, но Яков не вслушивался в слова, пока не услышал…
Воспеть велите ль, Как Арбот воитель…
"Арбот [23] ?!" — не поверил своим ушам Яков. Однако все так и обстояло: скальд рассказывал о последнем бое Арбота сына Богсвейгира:
23
Арбот — Краса Года — имя-кличка, принятая у древних германцев.
… Сокол сечь… В драке против Вражьей рати… Он провел век свой в ратях, Мил ему Час немирный… Пал копьястый ясень… Грусть — велика… [24]
В общем, суть истории сводилась к тому, что изменники составили заговор, чтобы убить ярла Ицштеда Ратера Богсвейгира, и напали на него во время пира в цитадели Скулны. В завязавшемся кровавом сражении пали все: и сам конунг Богсвейгир, и его домочадцы, супруга конунга Свансхит [25] , старший сын ярл Дагрим Бадвинкаппи [26] , и, наконец, младший сын ярл — Арбот. Собственно, о нем и рассказывал скальд. Однако, если верить "песне", Арбот был закаленным в боях воином, буквально проложившим себе путь в Валгаллу по трупам врагов. А на самом деле, Якову тогда было всего десять лет, и он не участвовал ни в одной битве. Во время резни в пиршественной зале, он сходу получил сапогом в живот, отлетел к дальней стене, и только поэтому остался жив. Сражались мать с отцом и брат. Но живыми из Мальма вырвались только Яков и его отец. Потом была скачка сквозь ночь. По-видимому, отец предполагал прорваться к родичам на север, в долину Сира или на Медное плато. Однако лошади не могли скакать вечно, им нужен был отдых. День за днем Яков шел за отцом через леса и горы, пытаясь оторваться от преследователей. Не вышло. В конце концов, их настигли около той жалкой пастушьей лачуги, куда они с Альв перешли несколько дней назад. У отца оставалось время только для того, чтобы "поднять" врата и отправить Якова в путешествие длинною в жизнь. Не сделай он это, и Яков не слушал бы сейчас песню о былинном себе. Другое дело, что, если их всех — всю его семью перебили во время переворота, — какого черта, новые властители Побережья насыпают курган над костями Ратера Богсвейгира и разрешают открыто рассказывать истории о мнимом геройстве Йепа Арбота?
24
Стихи взяты из подлинной поэзии скальдов.
25
Свонвит — Svanhvit — Лебяжьебелая.
26
Бадвинкаппи — рыцарь из Бадвина.
— Что случилось? — спросила Альв, когда отзвучали последние слова песни, и Яков очнулся от наваждения, обнаружив, что крепко — до боли — сжимает в руке ладонь Альв.
— Даже не знаю, что тебе сказать, — покачал головой Яков. — Ты поняла, о чем он рассказывал?
— Нет.
И то сказать, знание фризского языка обеспечивало максимум возможность задать простой вопрос и, может быть, понять ответ, сформулированный в самых простых выражениях. А тут поэзия, да еще весьма своеобразная поэзия скальдов!
— Понимаешь…
Если сказал "А", придется произнести весь алфавит сначала и до конца. Но, может быть, так и следует сделать, чтобы окончательно порвать с безвозвратным прошлым?
— Понимаешь… — сказал он, испытывая чувство неуверенности, обычно ему не свойственное ни при каких обстоятельствах. — Понимаешь, эта песня не совсем песня. Это стихи, история, рассказанная в стихах…
И он перевел для Альв основную канву повествования и объяснил, что с этой песней не так. Яков рассказывал, вспоминая то, что не вспоминал годами. Альв внимательно слушала, не прерывая, не задав ни одного даже самого необходимого вопроса, а таковые просто напрашивались. И все-таки — нет! Не спросила. Выслушала рассказ Якова молча и в конце тоже ничего не сказала, лишь коротко и сильно сжала своими тонкими пальцами его пальцы.