Аляска
Шрифт:
Женщина вбежала в дом. Джоэ лежал в той же позе, как она его оставила. Она прислушалась: он дышал еле слышно.
Анна распрягла собак и закрыла их в загоне. Еще около часа провозилась, снимая с медведя шкуру. Разрубила мясо на части и накормила собак, дав каждой по куску свежей медвежатины. Под разыгравшуюся метель втащила все мясо в сени и развесила на крючках.
Уже в темноте она влезла в теплую хижину. Немного поела, хотя за весь день даже не пообедала и легла. Но сон не шел, слезы непрерывным потоком лились из глаз.
За всю ночь Джоэ ни разу не пошевелился. Она часто подбегала к нему и наклонялась щекой к его губам. Осторожно, по капельке, вливала в рот отвар из трав и неистово молилась у его постели:
— Господи! Не забирай
Женщина колотилась о деревянный край топчана головой, не чувствуя боли. Душевная боль оказалась сильнее физической.
К концу второго дня у Джоэ поднялась температура, он начал метаться и прерывисто дышать. Осторожно приложив ухо к его груди, Анна не услышала хрипов. Это ее немного успокоило: значит он не простудился и легкие не задеты. Видимо, всему виной были полученные им раны и большая потеря крови. Она судорожно начала припоминать все то, что знала о лечении раненых. Непосредственно сталкиваться с подобным ей еще не приходилось.
Индеец застонал и женщина бросилась к нему. Из ложки, по капельке, снова влила отвар в полуоткрытые губы. Он судорожно глотнул, потом еще и еще. Так потихоньку она выпоила ему полкружки. Потом, через какое–то время, точно так же напоила бульоном из куропатки, что бы подкрепить его силы.
Вечером, при свете нескольких светильников из медвежьего жира, Анна сменила повязки на ранах. Они были воспалены, но не гноились. Лишь одна рана внушала ей опасения. Она приходилась на пах и без помощи врача нельзя было определить, не задет ли какой–нибудь важный орган. Из–за этой раны Анна переживала больше всего. Она разорвала последнюю сорочку на бинты, снова намазала раны мазью из трав и перебинтовала тело индейца. Старые бинты постирала и прокипятила в оловянном блюде.
Джоэ бредил, что–то кричал на своем языке, метался по постели и женщина осторожно удерживала его на месте. Так прошла ночь и весь следующий день. Метель не на шутку разыгралась за стенами избушки. Ветер со зловещим стоном проносился по темному хвойному лесу, сгибая вершины деревьев.
Концом широкой охотничьей лыжи Анна отваливала снег от двери, чтобы выйти покормить собак или сбегать к роднику. Дров было еще много, но она с ужасом думала о том дне, когда они закончатся и ей придется пойти за хворостом. Больше всего она боялась, что снег не прекратится и тогда она ничего не найдет или ударят морозы и все обледенеет. Родник тоже приходилось каждый раз откапывать из–под снега. Вода пробивала под ним путь для себя, но сверху ее покрывал толстый белый ковер.
Прошло еще два дня. Метель прекратилась и ее сменил лютый мороз. Вода в ведре покрывалась льдом, пока Анна несла ее к дому. Когда она выходила кормить собак, каждая из них выбирались на ее зов из ямы в снегу, где они спали уткнувшись носами в хвосты. Рыбы для них было еще много и это радовало женщину. Бэри радостно прыгал вокруг каждый раз, как она появлялась в загоне. Другие собаки, даже самые дикие, тоже привыкли к ней и с удовольствием давали себя погладить и потрепать за уши.
Джоэ, по–прежнему, находился без сознания и Анна выпаивала ему то кружку крепкого бульона, то травяной отвар. Каждый день она меняла ему повязки. Жизнь боролась со смертью. Молодой здоровый организм упорно сопротивлялся. Индеец бредил. Ему казалось, что он висит над костром и его пытаются зажарить. Он кричал и ругался. Анна постоянно меняла ему на голове компрессы из намоченной в воде ткани. Чтобы быть всегда рядом с ним она уже на вторую ночь перетащила свою шкуру–одеяло к нему и теперь спала рядом с Джоэ. Даже не догадываясь, что он точно так же спал с ней, когда она болела. Словно боясь, что их кто–нибудь увидит, она ласково гладила рукой его рассыпавшиеся по изголовью волосы, украдкой целовала лицо и шептала что–то нежное в ухо.
Настал день, когда Анна запрягла собак и отправилась за дровами. Мороз был далеко за сорок и, чтобы не обморозиться, она замотала себе нижнюю часть лица шкуркой лисы.
Женщина вытаскивала из–под снега огромные сучья, некоторые перерубала, чтобы поместились на санках. Топор звенел о промерзшую древесину и ей приходилось затрачивать массу усилий на рубку. Наконец санки были полны и она повернула собак к дому.
Бэри вдруг развернул упряжку в сторону и принялся яростно разрывать снег. Анна, прихватив на всякий случай топор, подошла к собаке. Из–под снега показалась оленья голова. Животное было мертво. Женщина начала откапывать снег и поняла в чем дело, лишь увидев ноги оленя. Они оказались намертво зажаты сучьями. Анна перерубила кости и вытащила тушу наверх. Освободив место на санках, погрузила и поехала к дому. Мясо было как нельзя кстати: рыбы для собак становилось все меньше и меньше.
К вечеру Джоэ на несколько секунд пришел в себя. Первое, что он увидел очнувшись, было лицо, медленно выплывающее перед ним из мрака и приближавшееся все ближе. Он узнал Анну и пошевелился. Движение пробудило боль и индеец снова впал в забытье. К утру он снова очнулся. Вполне осмысленно поглядел на сидевшую рядом женщину и попросил:
— Пить.
Она тотчас взяла кружку с края стола и осторожно приподняв ему голову, напоила. Целый день Джоэ был в сознании. Он лежал с открытыми глазами, глубоко запавшими за эти дни, весь в поту от боли. Анна сварила для него жиденькую мучную болтушку на медвежьем бульоне с травами и несколько раз кормила индейца с ложечки. Большую часть времени она просто молча сидела рядом с ним и держала его руку в своих. Мягкой тряпочкой стирала пот с его лба и шеи. В ее тоскливом и одновременно радостном взгляде Джоэ увидел любовь. Эта белая женщина представляла для него неразрешимую загадку. Она была такой близкой и такой далекой одновременно.
Анна неожиданно наклонилась над ним. Джоэ почувствовал на своей здоровой щеке мягкое прикосновение ее руки. Уловил аромат лица и волос, а затем ее губы нежно и горячо прижались к его пересохшим губам. Он услышал, как она тихо шепнула, отстраняясь:
— С возвращением.
И вдруг заплакала. Он увидел, как слезы потекли по лицу, но она смахнула их ладонью и улыбнулась ему.
Вечером Анна снова меняла повязки. Она отмачивала присохшую к ранам ткань теплой кипяченой водой. Джоэ чувствовал легкие прикосновения ее пальцев и от этого даже боль ощущалась им меньше. Женщина намазала полузатянувшиеся раны мазью и прикрыла бинтами. Осторожно надела на него свою сорочку, а сверху укутала шкурами. Ночью опять начался бред. Рана в паху открылась и процесс заживления истерзанного тела приостановился.
Лишь через три дня Джоэ окончательно пришел в сознание. За это время Анна сняла нитки с большинства затянувшихся ран, которые она зашивала. Первое, о чем он спросил, тяжело дыша:
— Как я добрался до хижины?
Анна устало провела рукой по его потному лбу:
— Я на санках привезла. Нашла на поляне и привезла. Медведя тоже, иначе мы с тобой умерли бы с голоду.
Он снова спросил:
— А собаки?
— Живы. Ты не беспокойся. Я каждый день их кормлю. Мы с ними оленя замерзшего нашли, у него ноги в буреломе защемило. Думаю, что тебе, когда поправишься, снова придется их к себе приучать. Они меня хорошо слушаются без бича, особенно Бэри. Ведь это он привез меня к тебе.
— Как ты узнала обо мне?
Анна притронулась рукой к своей груди со стороны сердца:
— Что–то здесь подсказало.
Оба замолчали. Потом он снова спросил:
— Сколько лун я лежу?
Анна задумалась, подсчитывая:
— Тринадцатая.
Чтобы было понятнее, показала сначала обе ладони, а потом еще три пальца. Он понял и слегка кивнул. Потом тихо прошептал:
— Ловушки?
Женщина виновато покачала головой:
— Все занесено снегом. Когда я тебя привезла, разыгралась метель. Я не умею охотиться и пока ты лежал, чувствовала себя такой беспомощной. Когда поправишься, научишь меня охоте, ладно?