Алые погоны (повесть в 3 частях)
Шрифт:
Историю с часами Мария Семеновна в свое время хорошо знала и, как могла, смягчила отношение товарищей к Артему. А позже с такой же готовностью взяла под свою защиту и Геннадия.
Это не было добреньким всепрощением. Мария Семеновна умела и пробрать, кого следовало, и непритворно рассердиться, но все это у нее получалось по-матерински заботливо, она быстро отходила и не забывала потом заступиться, дать добрый совет.
Она стала близкой еще и потому, что потеряла в войну своего единственного сына, героя-артиллериста Федю, и ребята чувствовали, что теперь в каждом из них Мария Семеновна видит своего Федю, старается сделать их похожими на сына.
В последнее время Артем читал запоем: на ходу, пристроившись где-нибудь на подоконнике, если удавалось — на уроках, проявляя при этом редкостную способность распределять внимание между книгой под крышкой парты и объяснением учителя. Книгу отнимали, Артема наказывали, но страсть углублялась. Правду говоря, к ней относились все же терпимо — видели задаток хороших возможностей.
Всего два дня назад Каменюка взял книгу «Как закалялась сталь» и уже возвращал обратно. Читал он лихорадочно, с пересохшим от волнения горлом.
— Ну, как? — приветливо спросила Артема Мария Семеновна.
— Замечательная! А Корчагин… Вот это человек — всем нам пример! Трудностей никаких не боится. Наоборот! — И Каменюка, захлебываясь, стал передавать содержание книги, которую читал уже во второй раз.
— А ты заметил, как Павел боролся с дурными привычками — бросил курить и ругаться? — спросила Гринева.
Артем с недоумением посмотрел на нее, — вот уж на что он и не подумал обратить внимание! — но вдруг вспомнил:
— Верно! Ну, так он же все мог! Пустой болтовни не любил. Сказал: брошу курить — и бросил! А как здорово Жухрая выручил!
Артем готов был уже снова предаться воспоминаниям о прочитанном, но Мария Семеновна спросила, строго глядя сквозь стекла очков:
— Говорят, ты ругаешься?
Каменюка неловко замялся, но правдиво ответил:
— Бывает, Мария Семеновна… Иногда просто невозможно выдержать.
— Мне это очень неприятно, — огорченно сказала она, — мой Федя никогда не ругался. Постарайся, Тема, и ты не делать этого.
— Постараюсь, — искренне сказал Артем и твердо добавил: — Слово мое верно — ругаться не буду.
— Какую же тебе книгу дать? — словно они только об этом и говорили, в раздумье произнесла Мария Семеновна. — Есть хорошая — о Фрунзе Михаиле Васильевиче.
— Дайте, пожалуйста!
Она отошла к полке, и Артему показалось, наощупь достала книгу в коричневом переплете. Протягивая ее, посоветовала:
— Ты особенно обрати внимание на твердость Арсения — так рабочие звали молодого Фрунзе. Царские судьи заранее подготовили ему смертный приговор. Во время суда, в перерыв, подбегает к Арсению защитник и предлагает: «Выступите, в последнем слове отрекитесь, молодой человек, от своих идей, скажите: „Заблуждался по молодости“, вас и помилуют!» Арсений возмутился: «Я убеждениями не торгую! Такой „защитник“, как вы, мне не нужен».
Мария Семеновна умолкла.
— Что же дальше было? — потянулся к ней Артем.
— Приговорили Арсения к смертной казни, а он, сидя в одиночке, спокойно стал изучать иностранный язык. Потом выбрал момент и бежал.
— Здорово! Вот это герой, это я понимаю!
— Опять ты, Тема, руку в кармане держишь, — укоризненно заметила Гринева.
Артем виновато выдернул руку из кармана. Не далее, как вчера капитан Беседа обещал, если он будет держать руки в карманах, зашить их.
— Я пошел, до свидания, Мария Семеновна, — сказал он и, нетерпеливо перелистывая на ходу книгу, скрылся в дверях.
Авилкин принес «Руководство для постройки авиамоделей», залихватски шлепнул потрепанной книгой о стойку:
— Все изучено! Теперь для прогресса мне надо книжечку потолще.
Мария Семеновна посмотрела на возвращенную книгу и нахмурилась:
— Ты не умеешь обращаться с книгами. Смотри: обложка стала грязной, надорвана. Подклей, оберни, тогда получишь следующую.
Авилкин помялся, но делать было нечего. С напускной готовностью сказал:
— Есть подклеить и обернуть! — и поспешно ретировался.
Ковалев, поздоровавшись с Марией Семеновной, озабоченно сказал:
— Я к вам с просьбой. Мне нужен материал по истории наших советских орденов. Капитан Беседа попросил выпустить альбом в его отделении. Я набросал приблизительно. Посоветовался с майором Веденкиным…
Получив необходимые журналы и книги, Володя ушел. Его место занял Кирюша Голиков. У него было мрачное расстроенное лицо и его пришлось увести в «комнату откровений».
Последние три месяца Кирилл настолько увлекся устройством радиоприемника в классе и радиофицированием училища, что запустил учебу. Как только Голиков остался наедине с Марией Семеновной, она спросила:
— Получил письмо из дому?
— Да, — уныло кивнул головой Кирилл, — отец недоволен. Вот, — он протянул конверт.
«Здравствуй, сынок! Шлю тебе свой привет и желаю здоровья. Кирюша, вчера мы получили письмо капитана, твоего воспитателя. Он прислал лист с твоей текущей успеваемостью. Должен признаться — утешительного мало. Хотя двоек и нет, но ты типичный троечник. Позволительно задать тебе вопрос: какое же ты имеешь право отставать от всех нас, от меня? О чести забыл!»
Дальше отец рассказывал об успехах завода, где он работал, и заканчивал письмо требованием: «Вдумайся в жизнь!»
Прочитав письмо, Мария Семеновна сняла очки и внимательно посмотрела на Кирюшу.
— Неприятная история, — через силу улыбнулся Кирилл.
— Да… Но не безнадежная! — успокоила его Гринева. — Ты сегодня же напиши отцу, что краснеть ему за тебя не придется! А главное — подумай о чести своего училища. Лучшие люди страны борются за первенство, вот смотри, — она протянула свежий номер газеты с портретами героев труда. — Разве мы можем стоять в стороне от всенародного дела, учиться кое-как?