Алые погоны (повесть в 3 частях)
Шрифт:
Это не было чудом мгновенного перевоплощения (излюбленная тема ленивых воспитателей и кабинетных теоретиков). Перелом, происходящий в Геннадии, давно подготавливался, но понадобился взрыв, мучительный пересмотр ценностей, чтобы все лучшее, что накопилось в его характере, стало вытеснять лишнее, наносное.
Товарищи начали понимать, что происходит с Геннадием, и тоже, правда медленно, присматриваясь, «меняли курс» — сердце отходило.
Как-то, когда Геннадия не было в классе, Павлик Снопков сказал о нем Семену, самому непримиримому из всех:
— Зачем человека втаптывать? Поучили, — и хватит. Он многое пережил.
Павлика поддержал Андрей:
— Ему сейчас руку протянуть надо.
Семен смолчал. Насупясь, с ожесточением подумал: «Прекраснодушие!»
Неделей позже Геннадий подошел к Гербову.
— Дайте мне поручение… общественное, — попросил он. «Комсомольское» не выговорилось. «Какой же я сейчас комсомолец?!»
Гербов посмотрел недовольно. Хотел отрубить, что, мол, обойдемся и без помощи таких, как ты, но вспомнил разговор с Сергеем Павловичем и, глядя на Пашкова серьезными, испытующими глазами, оказал:
— Хорошо… Посоветуюсь на бюро.
Задание дали очень ответственное и подчеркнули, что не кто-нибудь — бюро поручает: подготовить вечер памяти Суворова. Для этого в помощь офицерам выделили группу комсомольцев.
Геннадий взялся за дело горячо. Часто советуясь с Веденкиным, он сам готовил доклад «Суворовская наука побеждать». Хотелось сделать его интересно, не повторяя общеизвестных истин.
Геннадий долго рылся в книжных шкафах училища, все воскресенье просидел в городской библиотеке. Материала было много, но следовало отобрать главное, продумать детали и сделать выводы. Поглощенный своими мыслями, Пашков в перемены сосредоточенно шагал от стены к стене, потом, вдруг вспомнив что-то, бежал в класс.
— Как с выставкой дело идет? — спрашивал он у своего помощника Снопкова, склонившегося в углу над ящиком с глиной и проволокой: Павлик оборудовал макет «Район обороны роты».
— За мной дело не станет, — выпрямился Павлик, — а вот Савка затягивает. Понимаешь, макет винтовки сделал, но еще не электрифицировал.
Геннадий, разыскав Братушкина, настойчиво говорил ему:
— Неделя осталась, ты это учел? Неделя!
Но все обошлось как нельзя лучше, и в назначенный вечер Павлик Снопков, важно расхаживая между экспонатами, объяснял гостям:
— Сталинская стратегия опирается на передовую технику века. Вот, пожалуйста, рисунки по радиолокации. Нововведение наших изобретателей. А это полоса препятствий. Или вот — пульт управления.
Он нажимал какие-то кнопки, поворачивал рычаги — и загорались лампочки, двигались механизмы.
В «Кабинете Суворова» Андрей показывал гостям рисунки, иллюстрирующие боевую деятельность полководца, макет «Штурм Измаила», карты походов русских чудо-богатырей.
В разгар вечера в актовом зале появился седовласый статный полковник с орденом Суворова на груди. К гостю подошел Зорин, благодарно пожал ему руку:
— Вот хорошо, Петр Данилович, — пришли! А я опасался, не помешало бы что.
В пришедшем полковнике ребята тотчас узнали героя гражданской войны. Его лоб пересекал глубокий шрам, с которого Артем Каменюка не сводил восторженных глаз. Ему представилась ожесточенная рубка. Как бы хотел Артем иметь такой же боевой шрам!
Полковник, позванивая шпорами, поднялся на сцену и, прищурив глаза, сказал, обращаясь к залу:
— Меня, дорогие наши наследники, ваш начальник политотдела попросил рассказать несколько эпизодов из боев Великой Отечественной войны.
Голос у него был очень сильный, и полковник сдерживал его, приглушал, но каждое слово было слышно в самых дальних рядах.
Увлекшись, он сошел со сцены и, продолжая говорить, остановился перед первым рядом.
Артему казалось, что полковник обращается к нему одному. Он сидел, затаив дыхание, боясь пошевельнуться.
После того как полковник закончил свой рассказ и ответил на вопросы, он сел рядом с Каменюкой. К гостю сразу потянулись те, кто сидел поближе. Хотелось разглядеть и орден Суворова, и мужественное лицо полковника.
На сцену вышел Пашков.
— Сейчас, — объявил он, — мы поставим небольшую инсценировку, написанную вице-сержантом Ковалевым и суворовцем Сурковым: «Разговор Александра Васильевича Суворова с внуками».
Плавно раздвинулся зеленый бархатный занавес. Ведущий, обращаясь к залу, спросил:
Кто взял Измаил неприступный, Искусством кто мир удивил? Дотоле такой недоступный Проход Сен-Готард покорил? Развеял кто вражии своры? Кто рядом с солдатом шел в бой?Из задних рядов зала поднялся боец — в каске, с автоматом на груди. По рядам прошел шепот: «Братушкин… Братушкин…»
Боец с гордостью сказал:
То прадед наш храбрый Суворов, Солдат, полководец, герой.Илюша Кошелев, сидящий у окна в четвертом ряду, вдруг встал и, повернувшись к залу лицом, произнес звонким голосом:
Суворов всегда рядом с нами. И, слышится мне, говорит: «Потомки, победы за вами, Вам — будущее хранить!»В общем, вечер удался на славу, и ребята расходились довольные.
После окончания инсценировки Володя пошел проводить Галинку домой.
Когда они вышли из училища, девушка просто взяла Володю под руку. Именно эта естественность, без тени многозначительности и кокетства, и нравилась ему в Галинке больше всего.
— Пашков мне сегодня показался не таким, как всегда, не любовался собой. Ты заметил? — спросила девушка.
Ковалев не рассказывал ей истории Геннадия: в конце концов это было их внутреннее дело, и не следовало выносить его за стены училища.