Алые птицы
Шрифт:
Елена махнула рукой, как будто он сказал ничего не значащую мелочь.
– Мы с ним давно не разговаривали. Уже стали как чужие.
– Когда общались в последний раз?
– Наверное… Месяца два назад. Я позвонила и поздравила его с днём рождения.
– Он не говорил, что у него есть враги или недоброжелатели?
Елена удивлённо подняла брови.
– О чём вы? У него врагов полгорода найдётся. Всех и не перечислишь.
– Как вы думаете, что может значить символизм?
Женщина только пожала плечами, но стоит отдать ей должное –
– Тут вариантов не так уж много. Красный цвет обычно означает кровь, страсть, любовь или ненависть. Крылья – ну… Может быть, это про смерть? Ведь птица обычно считается символом смерти. Только вот я думаю, в этом случае они были бы чёрными. А вот сложенные в молитве руки… – Она сдержанно улыбнулась. – Простите, Павел Андреич, ни за что не поверю, что Семён о чём-то молился.
– Я вас услышал. А что с домом ваших родителей? Семён Александрович отказался от своей доли юридически?
– Да, мы заполнили все документы сразу, как только вступили в наследство. Он никогда не стремился испортить наши отношения, но и не пытался их наладить. Понимаете, я всегда плохо относилась к его работе с Мих… Мстиславом. И не стеснялась об этом говорить. Мы часто ссорились по этому поводу, а потом отдалились.
Павел отметил позицию Елены в блокноте и вернулся к разговору.
– Скажите, а где вы были этой ночью?
– И я, и муж, и дети всю ночь находились дома. Все легли около одиннадцати вечера, мы с мужем проснулись в шесть, потому что всегда встаём примерно в это время. Дети ещё спят.
– Хорошо. Если появятся ещё вопросы, я позвоню, запишите номер.
Павел наспех попрощался с Еленой и её мужем и покинул их дом. Сегодня он планировал обойти ещё несколько человек – как минимум, бывшую жену Семёна – Ирину, и его соседку, Елизавету Петровну.
Решив пока повременить с визитом к первой, Павел надкусил купленную Георгием шаурму и завёл машину. Он направился к Елизавете – пенсионерке, которая жила неподалёку от центра Птицына. К ней Павел всегда питал тёплые чувства, однако вместе с тем опасался, прекрасно зная, чем Елизавета Петровна занималась в прошлом.
Женщина открыла дверь сразу, словно ждала его приезда. Павел осмотрел большую прихожую и следом за хозяйкой зашёл на кухню.
– Будешь чай? У меня и конфетки есть, – приговаривала Елизавета Петровна, и не успел Павел рта раскрыть, как перед его лицом оказался кулёк конфет. – Хочешь пряники?
– Спасибо, Елизавета Петровна, я тут по делу.
– Понимаю, понимаю. Только чем я-то помогу? Я Семёна давно уже не видела, он был нелюдим.
– Он часто уходил из дома?
– Редко, раз-другой в неделю. За продуктами, может. Я не слишком наблюдала за ним.
– Вот как? Соседи обычно всё друг про друга знают, – Павел постарался улыбнуться доброжелательно, но, похоже, не получилось.
Елизавета Петровна взглянула на него с хорошо скрытой нервозностью и наигранно весёлым прищуром.
– Я много времени провожу в саду и на огороде. Вечером в дом возвращаюсь и не могу знать, выходит он куда или нет. Чаще к нему приходили.
– И кто приходил?
– Ох, вряд ли кто-то неожиданный. – Елизавета Петровна налила себе чай из небольшого заварника. – Жена его бывшая, Ира. Буквально на прошлой неделе была. Ещё сестра приходила. Миша неоднократно, но не думаю, что они ссорились. А вот с Леной скандал был хороший.
– Который Миша?
– Который Мстислав.
Павел записал показания в блокнот и подчеркнул слова о том, что Елена виделась с братом на прошлой неделе. Возле её показаний поставил знак вопроса.
– Вы заметили что-нибудь необычное этой ночью?
И хотя на этот вопрос, как правило, все отвечали отрицательно, Елизавета Петровна на миг задумалась.
– Ночью я вдруг проснулась и услышала, как хлопнула входная дверь Семёнова дома. Потом кто-то прошёл по улице, а у него как раз такие ботинки есть, которые немножко стучат.
– Во сколько это было?
– Около часа, минут десять-пятнадцать второго.
Павел кивнул и снова записал показания.
– Что вы думаете о символизме убийства?
– Ах, символизм, – Елизавета Петровна покачала головой, но Павел мог поклясться, что в её глазах не было и тени осуждения. – Молитва, крылья, Семёна будто выставили ангелом. Молящийся грешник – что может быть порочнее и абсурднее?
– Я всегда думал, что грешники раскаиваются в молитвах.
– Он-то не раскаивался.
– Понятно. А можно осмотреть комнату, где вы спите?
Елизавета, казалось, удивилась такой просьбе, однако отказывать не стала. Она с заметным усилием поднялась со стула и провела Павла в дальнюю комнату – небольшую спальню, в которой располагалась кровать напротив небольшого окна, два высоких и узких шкафа, а между ними – стол, выполняющий роль подставки для горшков с цветами.
– Акониты, – отметил Павел, проведя рукой по алым бутонам.
– У многих они стоят. Как-никак, достояние Птицына.
На закрытой стеклом полке шкафа лежали лекарства – многие Павел знал, они были популярны у пожилых людей. От давления, боли в суставах и спине, что-то для глаз – стандартный набор.
На свободной стене, параллельной кровати, висели вполне обычные часы. Правда, цифры были очень маленькими – Павел сомневался, что пожилая женщина с плохим зрением сможет в полной темноте рассмотреть время.
– У вас спина болит?
– Да, давно уже. Что ж поделаешь, возраст.
– Понимаю. Моя бабушка такое же лекарство принимает. А вы телефон на ночь где оставляете?
– На кухне обычно. Всё-таки всякие волны от него идут, нехорошо в комнате класть. А что?
– Просто задаю вопросы, которые могут помочь следствию. Пока трудно строить теории.
Елизавета Петровна показалась Павлу напряжённой, но он не стал акцентировать на этом внимание. Попрощавшись, следователь покинул дом женщины и снова сел в машину с неприятным пониманием, что ехать к Ирине всё-таки надо.