Алые птицы
Шрифт:
– Я думал, ты до вечера на работе, – обиженно процедил Георгий.
– Это не значит, что ты можешь сидеть у меня дома и воровать мою еду.
– Они мне случайно на глаза попались. Опять оставляешь всякую вкуснятину на видном месте. Я вообще-то у тебя куртку забыл, так что приходил за ней. А чипсы были такими соблазнительными, что я просто не смог устоять…
– Перед Семёном ты тоже устоять не смог? Или руки не удержались?
Георгий быстро выключил телевизор и встал.
– Теперь счастлив? – спросил он угрожающе тихо.
Павел хмуро проследил
Павел сомневался, что Елена или Ирина могли сделать что-то подобное с телом Семёна. А вот с Елизаветой Петровной стоит быть осторожнее. Она была вдовой какого-то давно убитого бандита, кроме того, поддерживала стабильно плохие отношения с Мстиславом. Это делало её женщиной опасной. Хотя она была одного возраста с бабушкой Павла, мало кто обманывался её показной добротой. Елизавета Петровна имела острый ум и крепкую волю. Она не сдала своего мужа, когда к нему приезжала полиция; помогала ему прятаться от терроризирующей Птицын банды Мстислава. А потом подстроила аварию, в которой погибли его убийца с женой.
Странно, что жители Птицына давно перестали пугать Павла. Может, потому что он давно стал одним из них?
Глава 3. Пустая злость
18 августа. Утро.
Ульяна припарковала машину возле ворот бабушкиного дома. Она осмотрела две колеи примятой травы, оставленные недавно уехавшей машиной, и вошла в калитку. Елизавета Петровна уже встречала внучку на пороге, слегка жмурясь от поднимающегося солнца.
– Уля, ты сегодня рано, – с улыбкой пробурчала женщина. – Я ещё обед не готовила.
– Я недавно позавтракала, – ответила Ульяна и поднялась на крыльцо. – Как поживаешь? К тебе кто-то приезжал?
– Да, Паша убийство это проклятое расследует. Ужасно, хоть и Семён.
– Собаке собачья смерть.
– Ульяна, нельзя так о покойниках.
– Ты сама всегда так о них говорила.
– Будет тебе умничать, – отмахнулась Елизавета Петровна и зашла в дом.
Ульяна направилась следом и с подозрением посмотрела на бабушку, которая хлопотала на кухне и старательно делала вид, что ничего не произошло.
– Ба, расскажи то, что я должна знать, – наконец попросила Ульяна.
Елизавета Петровна на пару секунд оторвалась от помешивания супа и обернулась на внучку.
– Ты и сама всё знаешь.
– Да, я знаю, что ты страшно ненавидела Семёна. А теперь просишь не говорить о нём плохо. Не кажется тебе странным?
– Побойся Бога, Уля. Всё это – дела давно минувших дней. Семён мёртв, и смерть надо уважать.
– Именно поэтому десять лет назад ты принесла свиную голову на могилу родителей Полины?
Елизавета Петровна вздохнула и вытерла руки кухонным полотенцем, хотя не мочила их. Потом уселась за стол напротив внучки и снова вздохнула.
– У твоей бабушки давление, и сердце ночью так разболелось…
– Прекрати свой спектакль, – потребовала Ульяна, ни на миг не поверив пожилой женщине. – Ответь, ты убила Семёна?
Лицо Елизаветы Петровны мгновенно приобрело спокойное выражение, но в глазах читалось что-то, похожее на разочарование. Как будто она ожидала от внучки чего-то более выдающегося, чем очередное нелепое обвинение.
– Ах, Улька-Улька… Думала я, ты умная у нас. Видишь, порой и я ошибаюсь.
Ульяна оскорблённо насупилась. Если Семёна в самом деле убила не бабушка, то можно о ней не беспокоиться. Но, с другой стороны, Павел мог скинуть всю вину на неё, если настоящий убийца достаточно ему заплатит. И хотя Елизавета Петровна была далеко не безобидной овечкой, даже она бессильна против решения суда.
– Что сказал Паша? – со вздохом спросила Ульяна, постаравшись унять раздражение.
– Ничего. Но, по-моему, он заметил, что я где-то соврала. Впрочем, без лжецов старый Птицын рухнет, и все это хорошо понимают. Немногие хотят решительных изменений, а Паша точно не из их числа. За меня не волнуйся, у меня ещё остался порох в пороховницах…
– Ты как была отбитая, так и осталась, – процедила Ульяна.
– Яблочко от яблони недалеко падает, – с острой улыбкой парировала Елизавета Петровна.
– Но далеко катится.
С этими словами Ульяна вскочила и направилась к выходу из дома, не желая и дальше вести этот разговор, больше похожий на блуждание по минному полю. Победить бабушку в словесной перепалке ей не удавалось ещё ни разу.
– Смотри в чужой огород не укатись, – насмешливо бросила ей вслед Елизавета Петровна.
Ульяна села в машину и сжимала руль до тех пор, пока не почувствовала в ладонях боль. Лет до двенадцати она была уверена, что её бабушка лучшая на всём белом свете. Потом начала понимать, что она – самая сумасшедшая на всём белом свете. Впрочем, как считала мать, одно другому не мешает. Но теперь Ульяна была полностью уверена лишь в одном – дорогу её бабушке лучше не переходить.
Елизавета Петровна могла многое. И, конечно, она вполне могла убить Семёна. Она безумно ненавидела всех друзей Мстислава – как бывших, так и настоящих. К счастью, своё возмездие она осуществляла в одиночестве, но Ульяна всё равно считала, что на восьмом десятке пора найти другие увлечения, кроме вендетты. Ведь подлецов в Птицыне как майских жуков на клубничном поле – слишком много, чтобы можно было вывести.
От безысходной злости Ульяна пихнула руль. Её раздражала двуличность людей. Но ещё больше раздражало то, что она во всём была на них похожа. Те же привычки, та же лицемерная улыбка, те же уловки и способы скрыть истину. А под этим всем – бесконечное одиночество, рождённое десятками ошибок и осознанием, что некому в них признаться. И это глодало изнутри. Это строило между Ульяной и миром глухую прозрачную стену, сквозь которую окружающие видели происходящее, но до конца его не осознавали.