Алый флаг Аквилонии Спасите наши души
Шрифт:
Вот один из британцев решил отойти погадить, стесняясь делать это на глазах у товарищей. Обратившись лицом в сторону костра, он успел спустить штаны, присесть... и в этот момент ощутил, как его рот зажимает чужая мозолистая рука, а глотку от уха до уха перехватывает холодная отточенная сталь. Готов. Минус один.
Другие солдаты, заметив, что их приятель что-то слишком долго отправляет естественные надобности, сначала принялись шутить по этому поводу, но потом, когда стандартный набор шуток закончился, а их товарищ все не появлялся, стали окликать его по имени - мол, Том Поуп, куда ты делся. Потом четверо солдат встали и пошли проверить, что случилось. Лишь у одного
Привстав на одно колено, младший унтер срезал всех четверых одной очередью из своего пистолета-пулемета Федорова, и в этот же момент выстрелы полукругом загрохотали по всему восточному краю поляны. Несколько вражеских солдат опрометью кинулись к своему оружию, но были скошены короткими очередями «Мадсенов». А выхватившего револьвер и пытавшегося командовать офицера не насмерть, в плечо, подстрелил вольноопределяющийся Кариметов, после чего тот упал на землю и притворился мертвым. Весь бой, больше похожий на избиение младенцев, продолжался не более двух минут - и вслед за тем наступила тишина, прерываемая только стонами и проклятиями раненых британцев.
И тогда морские пехотинцы императрицы Ольги вышли из леса и принялись править недоделки, одиночными выстрелами в голову делая еще живых врагов мертвыми. Жалости к неприятелю при этом не испытывал никто -это чувство у бойцов младшего унтера Неделина предназначалось для местных женщин и подростков обоих полов, которые, будто скотина, были привязаны за ноги к вбитым в землю кольям. Немедленная кара обошла стороной только подстреленного офицера: ему перевязали плечо и дали хлебнуть бренди из собственной фляжки. Кариметов задал пленному несколько обычных в таких случаях вопросов, и получил вполне однозначные ответы, после чего дальнейший допрос был приостановлен до прибытия капитан-лейтенанта Голованова. Пленный назвался лейтенантом Аланом Тейлором, командиром взвода в пятом батальоне Норфолкского пехотного полка британской армии, в полном составе пропавшего из своего мира двенадцатого августа тысяча девятьсот пятнадцатого года во время ожесточенного сражения англо-французского десанта с турецкими войсками.
Помимо шанцевого инструмента и прочего носимого имущества, включая каски-тарелки, трофеями морских пехотинцев стали двадцать две винтовки Ли-Энфилда с ножевидными штыками, два пулемета Льюиса, которыми солдаты врага не успели воспользоваться, а также три револьвера при некотором запасе патронов ко всему этому арсеналу. Захваченных британцами местных морские пехотинцы пока развязывать не торопились, дожидаясь прибытия Наты, чтобы та объяснила беднягам, что к чему - а то разбегутся сдуру по окрестностям, ищи их потом в темноте. Несчастным только принесли воды в британских котелках и дали испить из своих рук.
Когда на западном небосклоне вовсю полыхала багрянцем местная закатная заря, на поляне, где закончил свое существование взвод британской пехоты, появился капитан-лейтенант Голованов со товарищи. А там работа была в самом разгаре: шестеро морпехов раздевали трупы англичан догола, и попарно, без всякого почтения, за руки за ноги, оттаскивали тела на край поляны, где уже на следующий день ими поживятся любители дармового мяса. В этом диком мире может пригодиться каждая тряпочка. При этом двое других, в том числе и вольноопределяющийся Кариметов, продолжали вертеть на вертеле над углями почти пропекшуюся тушу годовалого подсвинка. Не пропадать же добру после того, как британцы отправились ужинать в аду.
На все эти действия солдат неизвестной армии со страшно размалеванными, как у дикарей, лицами, круглыми от ужаса глазами взирал связанный по рукам и ногам британский офицер. Все это представлялось ему Господней карой, внезапно настигшей заносчивых обитателей Туманного Альбиона.
– Британцы это, товарищ капитан-лейтенант, - доложил командиру младший унтер Неделин.
– Пропали из своего мира в августе тысяча девятьсот пятнадцатого года, когда англо-французский десант пытался отбить у турок пролив Дарданеллы. Ну, мы их того... как учили, подвели всех к общему знаменателю. На этом свете уже никто не мучается - все в аду, помимо, как вы и просили, ихнего офицера, коего мы пока придержали среди живых.
– Понятно, товарищ Неделин, - кивнул капитан-лейтнант.
– Дарданелльская операция во время Первой Мировой войны. Только ничего у них тогда не получилось: понесли потери и убрались обратно. А этих, видишь ли, занесло прямо к нам...
– Так это ваш мир?
– спросил младший унтер.
– И наш, и лейтенанта Гаврилова тоже, - ответил Голованов, - разделение произошло гораздо позже. Но сейчас это не имеет уже большого значения. Что-нибудь еще?
– Должен доложить, товарищ капитан-лейтенант, - сказал младший унтер, - что это еще далеко не все пропавшие. По словам вон того господинчика, в этот мир занесло целый батальон, а тут был от силы один взвод.
– Интересно...
– хмыкнул капитан-лейтенант, смерив взглядом британского офицера.
– Товарищ Кариметов, подойдите сюда, мне необходимо поговорить с пленным.
– А может, товарищ капитан-лейтенант, - сказал младший унтер, - пусть для начала Ната переговорит с местными бабами, которых британцы захомутали себе в рабство, пусть расскажут, что с ними делали и как это случилось. А то мы опасаемся их развязывать: как бы не разбежались с перепугу куда глядят глаза. И только потом можно будет беседовать с британским офицером, лопни его бесстыжие зенки.
– Товарищ Кариметов, пока отставить допрос, - скомандовал Голованов.
– Наталья, иди сюда, ты мне нужна.
Девица появилась из полутьмы, почти бесшумно ступая своими мокасинами, а где-то позади за ней призраком маячил влюбленный лейтенант Чечкин.
– Здесь Ната, - сказала она.
– Ты говорил, я слушал.
– Вот что, Наталья, - сказал капитан-лейтенант, - мне нужно, чтобы ты переговорила с местными женщинами, которых убитые нами британские обормоты взяли в рабство... Мы боимся их развязывать: они могут убежать, потому что подумают, что мы - такие же, как их мучители. Скажи им, что завтра утром мы проводим их к родному стойбищу, чтобы они могли вернуться к привычной жизни.
– А что такой рабство?
– спросила наивная Ната.
– И почему их туда брать?
– Рабство - это очень плохо, - строго сдвинув брови, произнес младший унтер Неделин.
– Людей, которых сделали рабами, сильно бьют, плохо кормят и заставляют много работать, а если они умрут, то никто о них не жалеет, как будто они не люди, а дикие звери. Наш подпоручик частенько говаривал, что людьми британцы считают только свою породу, а все остальные для них - только предмет эксплотации.
Ната окинула взглядом окружающую действительность и глубокомысленно кивнула.