Алый флаг Аквилонии. Спасите наши души
Шрифт:
– Солнечная панель, – ответил тот, – это устройство из нашего родного времени для прямого немеханического преобразования солнечного света в электричество. Размер метр на метр шестьдесят, вес двадцать килограмм, выходная мощность в яркий солнечный день триста ватт, выходное напряжение двадцать четыре вольта.
– Фаволосо! – воскликнул Раймондо Дамиано. – То есть прекрасный новость, синьор Петрович. Это как раз то, что нужен. Я хотеть брать такой генератор, где маринайо надо крутить ручка, но теперь этот не надо.
– Ручной генератор с собой тоже брать надо, – ответил Сергей Петрович. – Мало ли чего может случиться в пути. И вообще, я считаю, что рацию на фрегат нужно смонтировать уже сейчас, подключить к ней питание и антенну и попробовать установить
– О да, синьор Петрович, – кивнул капитан Дамиано. – Я заняться этим немедленно.
– А я, – сказал Андрей Викторович, – в этот момент говорил бы совсем не о рации. Судя по всему, на этот раз мы будем вынуждены столкнуться с таким явлением, как всесоюзная коммунистическая партия большевиков. Наверняка на лодке имеется комиссар, и еще как минимум два члена команды являются действительными членами партии. Как бы у товарищей большевиков не случился идеологический конфликт с отцом Бонифацием.
– Я не знал, кто такой большевики, и зачем между нами будет конфликт, – сказал отец Бонифаций.
– Прежде чем говорить о большевиках, – неторопливо произнес Верховный вождь и учитель, – следует сказать о том, во что превратилась христианская церковь на протяжении двух тысяч лет своего существования. Вскоре после завершения христианизации Европы и у церкви отпала нужда нести Истину в массу язычников, и она постепенно стала превращаться в замкнутую корпорацию людей, имеющих монопольное право говорить от имени Всемогущего Бога. А корпорация, какой бы она ни была, всегда преследует только материальный интерес – этические, моральные и духовные вопросы для нее являются вторичными. Отцам церкви хотелось иметь больше роскошно украшенных храмов, больше монастырей, больше сокровищ, припрятанных на черный день, и, самое главное, больше власти над людьми – не только духовной, но и мирской. Постепенно они не только забыли идею братства всех народов во Христе, но и сам Бог для них из любящего Отца превратился в сурового беспощадного господина, своего рода Небесного Императора, которому требуется приносить дары и восхваления, а иначе он накажет ослушников страшными карами.
– Но это же извращений! – воскликнул честный священник. – Бог совсем не такой.
– Конечно, это извращение, – согласился Сергей Петрович, – и предотвратить его повторение в нашем мире – ваша важнейшая задача. Если хоть кто-то из ваших последователей, Божьих служителей, в будущем станет запугивать своих прихожан божьими карами не за то, что они совершили смертный грех, а всего лишь за неисполнение обрядов и ритуалов, то тогда, отче Бонифаций, грош вам будет цена как апостолу. И особенно плохо будет, если священники станут заниматься этим запугиванием с целью получения дополнительных материальных благ для себя лично и для всей церковной корпорации. Впрочем, там, в нашем прошлом, христианская церковь пошла еще дальше, и за материальные взносы в денежной форме или в виде доходных земельных угодий стала от имени Бога отпускать власть имущим даже смертные грехи. Так идея искупления во исполнение Божьей справедливости была заменена идеей откупа: мол, нагрешил – заплати деньги церкви, и ада для тебя уже не будет. Еще раз нагрешил – заплати еще. Так церковь обрела материальные богатства, но выхолостила свое внутреннее содержание, а идеи всеобщей любви, братства и неотвратимой справедливости поселились в умах светских философов. И первое, что они сказали, это что Бога нет, потому что если бы Он был, то описанные выше мерзости оказались бы невозможными.
– Эти люди тоже считал Бог как главный начальник над земной жизнь? – сказал отец Бонифаций.
– Верно, – согласился главный вождь и учитель Аквилонии, – даже взбунтовавшись против системы, они все равно оставались в ее рамках, ибо так были воспитаны. Для своего учения они взяли главные этические постулаты христианства, к тому времени уже отброшенные церковью, но полностью исключили из его догматов идею Бога. Так зародился марксизм и его высшая форма – большевизм, который во главу угла ставил вопрос преодоления всеобщей несправедливости мира путем вооруженной борьбы неимущих людей против имущих.
– У нас тут, в Аквилония, нет имущий или неимущий, – сказал священник, – все, как и должно быть в хорошей общине, одинаковый, все трудиться и нести свой крест. И это вы делал правильно! Я одобрять, и Бог с небес смотрел на вас и радовался!
– Умный человек увидит это сразу, и все поймет правильно, – сказал Сергей Петрович, – но дурак поднимет несусветный крик, едва только услышит о Боге.
– О, я понял! – воскликнул падре Бонифаций. – У этот ваш большевик тоже был свой фарисей-книжник, слепой к истине? Его бьют по голове, а он спрашивает, где звенит?
– Да, фарисеи среди большевиков никогда не переводились, и особенно много их было в руководстве, и именно они конце концов это учение и убили, – подтвердил главный вождь и учитель Аквилонии. – Но в те времена, из которых к нам попал этот подводный корабль, большевизм был на пике своей силы, потому что его тогдашний вождь фарисеем отнюдь не был. Но зато среди комиссаров, жрецов этой религии, фарисеи были явлением весьма распространенным. Поэтому, стоило тому вождю умереть, и былые соратники-фарисеи тут же втоптали его имя в грязь, а все его дела объявили преступлениями.
– А я думаю, – сказала Марина Витальевна, – что все будет зависеть от того, кем окажется комиссар этой подводной лодки: борцом за идею справедливости или типичным троцкистом-начетником. В первом случае он станет нам верным товарищем, а во втором у нас с ним возникнут проблемы, которые Андрей назвал «идеологическим конфликтом». Крику по поводу всех наших порядков, а не только из-за веры в Бога, тогда будет столько, что хоть уши затыкай.
– Вот только не надо, товарищи, считать наших предков за идиотов, – проворчал Антон Игоревич, – начетчик никогда не будет иметь настоящего авторитета в коллективе, а его власть над людьми опирается исключительно на репрессивную машину государства. Без нее он никто, ничто и звать его «эй ты». Наглядный пример тому – господин Мергенов, сейчас отбывающий епитимью у отца Бонифация. Впрочем, я не стал бы делать по этому поводу скоропалительных выводов и готовиться к чему-то страшному. Наш гипотетический комиссар все же ходил на подводной лодке в боевые походы, а не проявлял свою власть из какого-нибудь безопасного места. Должен же он понимать, что в чужой монастырь со своим уставом не ходят.
– Я опасаюсь, что конфликт может случиться еще до того, как «Медуза» вернется обратно к Большому Дому, – сказал Андрей Викторович. – Капитан Дамиано будет для советских подводников не непререкаемым авторитетом, как это должно для командира, а лишь причиной для дополнительного раздражения. А то как же: ведь он итальянец, а значит, враг. Я бы и сам пошел в этот поход, но опасаюсь, что, пока мы будем плавать туда-сюда, Посредник может подкинуть нам очередную каверзу.
– И не думай об этом, Андрей, – возразил Сергей Петрович. – В качестве нашего комиссара, по совместительству корабельного врача, в рейс пойдет доктор Блохин, а в подкрепление ему мы выделим Серегу с его подразделением. На хозяйственных работах от него все равно мало толку, а в походе он будет вполне на своем месте. И вообще, как-никак он у нас специалист по подлодкам. Когда девки расскажут, как он обошелся с итальянцами, для советских подводников он станет кем-то вроде поп-звезды.
– Согласен, – сказал главный охотник. – Серега в таких случаях – это как раз то, что требуется. А отцу Бонифацию следует подготовиться к синтезу христианских и коммунистических идей, ведь социальные вопросы в христианском учении были отражены достаточно поверхностно, что и позволило церкви в нашем прошлом дать такой резкий крен вправо.
– Я готовиться, – коротко ответил священник. – Наш теолог и на самом деле слишком много думать над сущность Христа, но почти ничего над его идея. Это надо решать.